ЖИРМУНСКИЙ

1.
ЖИРМУНСКИЙ Алексей Викторович (род. 1921), биолог, академик РАН (1987). Сын В. М. Жирмунского. Труды по функциональной морфологии нервно-мышечной системы, экологической физиологии морских беспозвоночных животных.
2.
ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891-1971), филолог, академик АН СССР (1966). Исследователь проблем общего, германского и тюркского языкознания, диалектологии. Труды по теории литературы, поэтике, стиховедению, фольклору, истории западной и русской литературы.
Источник: Энциклопедия "Отечество"

Смотреть больше слов в «Русской энциклопедии»

ЖИРНОВСК →← ЖИРКОВ

Смотреть что такое ЖИРМУНСКИЙ в других словарях:

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович [21.7(2.8). 1891, Петербург,-31.1.1971, Ленинград], советский филолог, акад. АН СССР (1966; чл.-корр. 1939). Проф. ЛГУ (... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891—) — современный литературовед. Сын врача, окончил Тенишевское училище (1908) и Петербургский университет (19... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891-) - современный литературовед. Сын врача, окончил Тенишевское училище (1908) и Петербургский университет (1912), после чего специализировался в Германии по немецкой и английской литературе и философии. В настоящее время - профессор ЛГУ, один из работников словесного отдела ГИИИ, действительный член ИЛЯЗВа и др. В области истории лит-ры Ж. дал ряд работ как по немецкой лит-ре (преимущественно из истории немецкого романтизма), так и по русской поэзии XIX и начала XX в. В области теории лит-ры им выпущен ряд исследований по стиховедению и по методологии литературной науки. Наконец в последнее время Ж. выступает как лингвист и дает интересные исследования языка немецких колоний Украины, Крыма, Закавказья и Ленинградского округа.<p class="tab">По своим методологическим взглядам Ж. несомненно близок к «формальному методу» (см. «Методы литературоведения»), но в то же время в ряде пунктов с этой школой расходится. Если формалисты фиксируют свое внимание на внешней стороне поэтического стиля, имеющей для них самодовлеющее эстетическое значение, то Ж. с самого начала своей деятельности выдвигает значение психологического анализа. Еще в предисловии к книге «Немецкий романтизм и современная мистика» Ж. писал: «Цель настоящей работы заключается в том, чтобы проследить в творческой интуиции романтиков и в их теоретических взглядах зарождение и развитие мистического чувства... мы определили его как живое чувство присутствия бесконечного в конечном. Тем самым точка зрения, проводимая в дальнейшем, будет чисто психологической... Мы не будем уже, изучая романтиков, иметь дело исключительно с вопросами исторической поэтики и лит-ой эволюции. Мы опускаемся в более глубокий и коренной слой явлений. Романтизм перестает быть только лит-ым фактом. Он становится прежде всего новой формой чувствования, новым способом переживания жизни... литературное новаторство было только результатом глубокого перелома в душевных переживаниях». Соглашаясь с формалистами в определении лит-ры как искусства чисто словесного, отрицая организующую роль художественного образа («материалом поэзии являются не образы и не эмоции, а слова» - «Вопросы теории лит-ры»), Ж. в то же время подвергает существенной критике многие из положений формализма. Так, он отказывается принять идеалистический монизм формального метода и его трактовку законов лит-ой эволюции и заменяет их своеобразной плюралистической концепцией, настаивая на многообразии факторов лит-ой эволюции. Эти свои разногласия с ортодоксальными формалистами Ж. отчетливо формулировал в предисловии к сборнику своих статей «Вопросы теории лит-ры». «Рассмотрению произведения искусства как суммы приемов я противопоставил понятие системы .., тенденции обособлять отдельные приемы, рассматриваемые независимо от целого - изучение приема в его телеологической связи с другими приемами, его особой функции в составе данной художественной системы. Для меня поэтическое произведение являлось единством взаимно обусловленных элементов... Основания для системы эстетических фактов я искал в единстве сверхэстетическом и поэтому склонен был связывать эволюцию поэтических приемов и стилей с общим развитием культуры, в особенности с изменением чувства жизни , психологического фона эпохи, к-рым обусловлено также изменение художественных вкусов, тогда как теоретики Опояза пытались замкнуться в пределах эстетического ряда и в нем самом искали основания для своеобразной имманентной диалектики художественных форм... интерес к внеэстетическим фактам и их роли в предметных (тематических) искусствах заставлял меня выдвигать вопросы тематики». В этом отрывке выдвинуты почти все элементы методологической концепции Ж. «Всякое искусство пользуется каким-нибудь материалом, заимствованным из мира природы. Этот материал оно подвергает особой обработке с помощью приемов, свойственных данному искусству; в результате обработки природный факт (материал) возводится в достоинство эстетического факта, становится художественным произведением . Сравнивая сырой материал природы и обработанный материал искусства, мы устанавливаем приемы его художественной обработки. Задача изучения искусства заключается в описании художественных приемов данного произведения, поэта или целой эпохи в историческом плане». Материалом поэзии для Ж. является слово, обработанное при помощи тех или иных поэтических приемов и тем самым эстетически организуемое. Эта эстетическая организованность имеет телеологическое устремление, подчинена определенному художественному заданию, выражает «поэтическое чувство жизни» поэта и эпохи.</p><p class="tab">Лит-ое произведение для Ж. представляется таким образом определенной стилевой системой, единством функционально связанных приемов, осуществляющим определенное художественное задание. Понятиями «материала» и «приема», заимствованными им у В. Шкловского (см.), Ж. предполагает заменить понятия «содержания» и «формы». Легко однако заметить, что эта замена - мнимая, т. к. «художественное задание» Жирмунского не является ни «материалом», ни «приемом». Поскольку «природный факт» (т. е. «материал»), обработанный данными приемами, не может заключать в себе и цели данной обработки, т. е. принципа отбора именно этих, а не других слов, постольку же нет ее в «приемах», к-рые, наоборот, из нее исходят, ей подчинены, ею определены. Вуалируя понятие «содержания» под термином «художественное задание», Ж. понятие «формы» делит на две части («материал» и «прием») и таким образом ничего не заменяет; отказываясь считать образ специфическим признаком литературы и заменяя его словом, Ж. естественно вынужден обратиться к лингвистике, классифицирующей факты языка. «Каждый из этих фактов, подчиненных художественному заданию, становится тем самым поэтическим приемом» («Вопросы теории лит-ры»). Сколько-нибудь четкое различие между «материалом» и «приемом» здесь отсутствует; факты языка (т. е., широко говоря, слово в тех или иных формах) и являются «материалом» поэзии и в то же время оказываются у Ж. «приемами». «Каждой главе науки о языке должна соответствовать особая глава теоретической поэтики». Тем самым анализ лит-ого произведения становится несколько модифицированным лингвистическим анализом, осложненным «телеологической» установкой, т. е. анализом «функций» приемов и сведением их в систему, и введением (в отличие от формалистов) в анализ тематики, которая, по Ж., также является поэтическим приемом: самый выбор темы служит художественной задаче. Такой анализ отличается от чисто лингвистического, по Ж., тем, что вводит понятие телеологической направленности, чего нет в лингвистике: один и тот же прием может иметь различное значение, выполнять иную функцию благодаря «общей смысловой окраске, эмоциональному тону художественного целого» (там же). Здесь опять-таки явственно выступает изгнанное Ж. «содержание»: два внешне совершенно одинаково построенных стихотворения могут звучать различно в зависимости от смысла и от общей эмоциональной окраски (т. е. от «содержания»).</p><p class="tab">В связи с тем значением, к-рое Ж. придает смысловой «нагрузке» произведения, для него, естественно, неприемлемо формалистическое положение об имманентном развитии литературного ряда, и он приходит к выводу, что причина смены подобных рядов лежит вне их, что она внеэстетична. Среди этих внеположных литературному ряду причин наиболее существенное значение имеет, по Ж., психология, «чувство жизни» автора и - шире - эпохи; она однако не является единственной причиной. Ж. становится здесь на плюралистическую точку зрения, отстаивая многообразие факторов литературной эволюции, органическую связь параллельных рядов различных культурных ценностей как «различных проявлений одной и той же формы культурного творчества. Это не исключает, конечно, в отдельных случаях возможности непосредственного влияния из одного ряда в другой». «Эволюция стиля как единства художественно выразительных средств или приемов тесно связана с изменением художественно-психологического задания, эстетических навыков и вкусов, но также - всего мироощущения эпохи» («Вопросы теории литературы»).</p><p class="tab">Таким образом в своих взглядах на строение лит-ого произведения и на задачи его изучения, точно так же как и в объяснении причин эволюции лит-ры, Ж. значительно отходит от формализма; однако и его концепция страдает весьма существенными недостатками. Марксистскому определению поэтического произведения как системы художественных образов, закрепленных в слове, в которой в классовом преломлении выступает социальная действительность, Жирмунский противопоставляет учение о нем как о словесном построении, создающем эстетическое впечатление, о поэзии как об искусстве слова. Не говоря о том, что сама по себе эстетическая потребность, якобы удовлетворяемая литературой, есть факт по существу биологического порядка и никоим образом не покрывает того значения, к-рое имеет в человеческом обществе литература, определение Ж. чрезвычайно неполно учитывает значение образа и даже в его собственной трактовке приводит к неразрешимым противоречиям. Поскольку критерием художественности Ж. избирает степень словесной организованности, постольку такое лит-ое произведение, которое «отягчено смысловым грузом», напр. роман Л. Толстого, и пользуется словом «не как художественно значимым элементом воздействия, а как нейтральной средой или системой обозначений, подчиненных коммуникативной функции», уже «не может называться произведением словесного искусства». Тем самым разрушается вся рассмотренная концепция строения литературного произведения. Если предположить, что материал - слово - имеет здесь «нейтральное значение», т. е. не подвергается обработке, то оно отсутствует как слагаемое художественности произведения: в последнем остаются только одни приемы. Но как писание по воздуху за отсутствием бумаги не может привести к желаемым результатам, так и система приемов, не примененная к материалу - слову, не может создать художественного произведения. Если же брать за основу «материал», не подвергшийся обработке «приемами», то приходится признать, что художественного произведения без «приемов» также не может быть; оно останется «природным фактом», не выходя за пределы практической речи. Вся эта система противоречий неизбежно вытекает из того, что у Ж. исключен из рассмотрения образ и выдвинут как основной для художественного произведения один только элемент - организованное слово, к к-рому и приспособлены понятия «материала» и «приема», являющиеся двумя сторонами одного и того же - «формы».</p><p class="tab">Если строение лит-ого произведения интерпретируется Ж. совершенно неудовлетворительно, то в такой же степени неубедительна и его трактовка литературной эволюции. Правильно указывая, что причина эволюции литературного ряда лежит вне его, Ж. однако не доходит до конца в определении ее и останавливается на половине дороги, отыскивая причины изменений литературного ряда то в фактах «внутренней биографии» немецких романтиков, то во влиянии идей Белинского на Некрасова и т. п., не замечая, что имеет здесь дело только с передаточной инстанцией, для себя самой требующей социологической интерпретации. В то же время Ж. придает исключительно большое значение проблемам «влияния» и «лит-ой традиции», к-рые он, в некотором противоречии с самим собой, считает «основной проблемой историко-литературной динамики, истории литературы в узком смысле слова» («Байрон и Пушкин»), опять-таки оставляя совершенно в стороне вопрос о природе самого воздействия (см. «Влияния»). Плюрализм Ж. мешает ему сделать эту интерпретацию: значения экономики, отношения базиса и надстройки, для него - только «в отдельных случаях» допускающего «непосредственное влияние из одного ряда в другой» - не существует. Точно так же полностью отсутствуют у Ж. и попытки какой-либо дифференциации социального «ряда», определяющего литературный ряд: дальше воздействия «эпохи» на писателя он не идет и совершенно не пытается сколько-нибудь уточнить эту неопределенную категорию.</p><p class="tab">Стоя таким образом на позиции формалистов в определении поэзии как искусства слова, принимая как будто бы социологическое положение о том, что причины эволюции литературного ряда лежат вне его, и не доводя в то же время ни одну из этих противостоящих концепций до конца, уйдя в объяснении лит-ры от идеалистического монизма и не придя к монизму материалистическому, Ж. превращается в эклектика. Критические его выступления против отдельных положений формального метода и стремление апеллировать от произведения через поэта к эпохе позволили одному из его критиков (Лелевичу) сделать вывод о постепенной эволюции Жирмунского «от формализма к социологизму». Однако «эпоха» появилась у Ж. в самых первых его работах и никакой дифференциации до сих пор не подверглась, а кроме того дана в несомненно идеалистической трактовке (главным образом со стороны духовной культуры, определяющей устремления поэта). «Выбор поэтических тем и их обработка, словарь и словоупотребление, поэтический синтаксис, ритмика и словесная инструментовка и т. п. подчиняются у данного поэта или в данную эпоху некоторому общему формирующему принципу или художественному закону, существование которого обусловливает собой телеологическую связь между отдельными приемами. Это формирующее начало (энтелехию) мы можем назвать душой поэтического произведения или душой поэта, усматривать в ней то основное чувство жизни , ту своеобразную интуицию бытия, к-рая открывается поэту или целой эпохе и составляет как бы поэтическое знание, принесенное ими в мир» («В. Брюсов и наследие Пушкина»).</p><p class="tab">Указанные дефекты методологии Ж. определяют и характер его историко-литературных работ, вредно отражаясь и на подборе материала, и на способе его освещения, и - естественно - на выводах. Теоретические же его работы по поэтике носят еще более определенный формалистический характер, ибо в них Ж. пытается дать историю тех или иных формальных элементов (метрика, рифма) в имманентном развитии каждого из них, обособленно от всего поэтического стиля. Так, видоизменения русской рифмы рассматриваются Ж. от Державина до Маяковского как постепенная эволюция, в пределах одной традиции; так, тонический стих Маяковского рассматривается как результат такой же постепенной эволюции силлабо-тонического стиха, основанной «на длительной привычке к стихотворной форме, при к-рой мы постепенно приучаемся обходиться без целого ряда элементарных первичных признаков ритмического равновесия - у читателя нашего века» («Введение в метрику»); при этом Ж. «Сказку о Балде» Пушкина сближает со стихом Маяковского и так. обр. приходит к выводу, что «сказка» опирается на ритмическое чувство «читателя нашего века», и т. д. Если теоретически Ж. стоит на промежуточных позициях между ортодоксальным формализмом и социологизмом, приближаясь к первому, то в его практических работах это приближение сказывается гораздо отчетливее, несмотря на большую эрудицию Ж. и широту фактической разработки интересующих его вопросов.</p><p class="tab"></p><p class="tab"><span><b>Библиография:</b></span></p><p class="tab"><b>I.</b> Немецкий романтизм и современная мистика, СПБ., 1914; Религиозное отречение в истории романтизма, М., 1919; Композиция лирических стихотворений, П., 1921; Поэзия А. Блока, П., 1921; Валерий Брюсов и наследие Пушкина, П., 1922; Рифма, ее история и теория, Л., 1923; Байрон и Пушкин, Л., 1924; Введение в метрику, Л., 1925; Вопросы теории литературы, статьи 1916-1926, Л., 1928; Die deutschen Kolonien in der Ukraine, Moskau - Charkow, 1928.</p><p class="tab"><b>II.</b> Сакулин П. Н., К вопросу о построении поэтики, «Искусство», 1923, № 1; Брюсов В., О рифме, «Печать и революция», 1924, № 1; Поспелов Г., К проблеме формы и содержания, «Красная новь», 1925, № 5; Григорьев М., Понятие материала и приема в теории литературы, «Звезда», 1926, № 2, или в его книге «Литература и идеология», М., 1929; Лелевич Г., Между формализмом и социологизмом, «Печать и революция», 1928, № 6; Прозоров А., Формальные проблемы или формальный метод?, «На лит-ом посту», 1928, № 23.</p><p class="tab"><b>III.</b> Писатели современной эпохи, т. I, ред. Б. П. Козьмина, изд. ГАХН, М., 1928; Балухатый С., Теория литературы, т. I, изд. «Прибой», Л., 1929 (по указателю). </p>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

Виктор Максимович [1891—]— современный литературовед. Сын врача, окончил Тенишевское училище [1908]и Петербургский университет [1912, после чего специализировался в Германии по немецкой и английской литературе и философии. В настоящее время — профессор ЛГУ, один из работников словесного отдела ГИИИ, действительный член ИЛЯЗВа и др. В области истории лит-ры Ж. дал ряд работ как по немецкой лит-ре (преимущественно из истории немецкого романтизма), так и по русской поэзии XIX и начала XX в. В области теории лит-ры им выпущен ряд исследований по стиховедению и по методологии литературной науки. Наконец в последнее время Ж. выступает как лингвист и дает интересные исследования языка немецких колоний Украины, Крыма, Закавказья и Ленинградского округа. По своим методологическим взглядам Ж. несомненно близок к «формальному методу» (см. «Методы литературоведения»), но в то же время в ряде пунктов с этой школой расходится. Если формалисты фиксируют свое внимание на внешней стороне поэтического стиля, имеющей для них самодовлеющее эстетическое значение, то Ж. с самого начала своей деятельности выдвигает значение психологического анализа. Еще в предисловии к книге «Немецкий романтизм и современная мистика» Ж. писал: «Цель настоящей работы заключается в том, чтобы проследить в творческой интуиции романтиков и в их теоретических взглядах зарождение и развитие мистического чувства... мы определили его как живое чувство присутствия бесконечного в конечном. Тем самым точка зрения, проводимая в дальнейшем, будет чисто  психологической... Мы не будем уже, изучая романтиков, иметь дело исключительно с вопросами исторической поэтики и лит-ой эволюции. Мы опускаемся в более глубокий и коренной слой явлений. Романтизм перестает быть только лит-ым фактом. Он становится прежде всего новой формой чувствования, новым способом переживания жизни... литературное новаторство было только результатом глубокого перелома в душевных переживаниях». Соглашаясь с формалистами в определении лит-ры как искусства чисто словесного, отрицая организующую роль художественного образа («материалом поэзии являются не образы и не эмоции, а слова» — «Вопросы теории лит-ры»), Ж. в то же время подвергает существенной критике многие из положений формализма. Так, он отказывается принять идеалистический монизм формального метода и его трактовку законов лит-ой эволюции и заменяет их своеобразной плюралистической концепцией, настаивая на многообразии факторов лит-ой эволюции. Эти свои разногласия с ортодоксальными формалистами Ж. отчетливо формулировал в предисловии к сборнику своих статей «Вопросы теории лит-ры». «Рассмотрению произведения искусства как „суммы приемов“ я противопоставил понятие „системы“.., тенденции обособлять отдельные приемы, рассматриваемые независимо от целого — изучение приема в его телеологической связи с другими приемами, его особой функции в составе данной художественной системы. Для меня поэтическое произведение являлось единством взаимно обусловленных элементов... Основания для системы эстетических фактов я искал в единстве „сверхэстетическом“ и поэтому склонен был связывать эволюцию поэтических приемов и стилей с общим развитием культуры, в особенности с изменением „чувства жизни“, „психологического фона“ эпохи, к-рым обусловлено также изменение художественных вкусов, тогда как теоретики „Опояза“ пытались замкнуться в пределах эстетического ряда и в нем самом искали основания для своеобразной имманентной диалектики художественных форм... интерес к внеэстетическим фактам и их роли в предметных (тематических) искусствах заставлял меня выдвигать вопросы тематики». В этом отрывке выдвинуты почти все элементы методологической концепции Ж. «Всякое искусство пользуется каким-нибудь материалом, заимствованным из мира природы. Этот материал оно подвергает особой обработке с помощью приемов, свойственных данному искусству; в результате обработки природный факт (материал) возводится в достоинство эстетического факта, становится „художественным произведением“. Сравнивая сырой материал природы и обработанный материал искусства, мы устанавливаем приемы его художественной обработки. Задача изучения искусства заключается в описании художественных приемов  данного произведения, поэта или целой эпохи в историческом плане». Материалом поэзии для Ж. является слово, обработанное при помощи тех или иных поэтических приемов и тем самым эстетически организуемое. Эта эстетическая организованность имеет телеологическое устремление, подчинена определенному художественному заданию, выражает «поэтическое чувство жизни» поэта и эпохи. Лит-ое произведение для Ж. представляется таким образом определенной стилевой системой, единством функционально связанных приемов, осуществляющим определенное художественное задание. Понятиями «материала» и «приема», заимствованными им у В. Шкловского (см.), Ж. предполагает заменить понятия «содержания» и «формы». Легко однако заметить, что эта замена — мнимая, т. к. «художественное задание» Жирмунского не является ни «материалом», ни «приемом». Поскольку «природный факт» (т. е. «материал»), обработанный данными приемами, не может заключать в себе и цели данной обработки, т. е. принципа отбора именно этих, а не других слов, постольку же нет ее в «приемах», к-рые, наоборот, из нее исходят, ей подчинены, ею определены. Вуалируя понятие «содержания» под термином «художественное задание», Ж. понятие «формы» делит на две части («материал» и «прием») и таким образом ничего не заменяет; отказываясь считать образ специфическим признаком литературы и заменяя его словом, Ж. естественно вынужден обратиться к лингвистике, классифицирующей факты языка. «Каждый из этих фактов, подчиненных художественному заданию, становится тем самым поэтическим приемом» («Вопросы теории лит-ры»). Сколько-нибудь четкое различие между «материалом» и «приемом» здесь отсутствует; факты языка (т. е., широко говоря, слово в тех или иных формах) и являются «материалом» поэзии и в то же время оказываются у Ж. «приемами». «Каждой главе науки о языке должна соответствовать особая глава теоретической поэтики». Тем самым анализ лит-ого произведения становится несколько модифицированным лингвистическим анализом, осложненным «телеологической» установкой, т. е. анализом «функций» приемов и сведением их в систему, и введением (в отличие от формалистов) в анализ тематики, которая, по Ж., также является поэтическим приемом: самый выбор темы служит художественной задаче. Такой анализ отличается от чисто лингвистического, по Ж., тем, что вводит понятие телеологической направленности, чего нет в лингвистике: один и тот же прием может иметь различное значение, выполнять иную функцию благодаря «общей смысловой окраске, эмоциональному тону художественного целого» (там же). Здесь опять-таки явственно выступает изгнанное Ж. «содержание»: два внешне совершенно одинаково построенных стихотворения могут звучать различно в  зависимости от смысла и от общей эмоциональной окраски (т. е. от «содержания»). В связи с тем значением, к-рое Ж. придает смысловой «нагрузке» произведения, для него, естественно, неприемлемо формалистическое положение об имманентном развитии литературного ряда, и он приходит к выводу, что причина смены подобных рядов лежит вне их, что она внеэстетична. Среди этих внеположных литературному ряду причин наиболее существенное значение имеет, по Ж., психология, «чувство жизни» автора и — шире — эпохи; она однако не является единственной причиной. Ж. становится здесь на плюралистическую точку зрения, отстаивая многообразие факторов литературной эволюции, органическую связь параллельных рядов различных культурных ценностей как «различных проявлений одной и той же формы культурного творчества. Это не исключает, конечно, в отдельных случаях возможности непосредственного влияния из одного ряда в другой». «Эволюция стиля как единства художественно выразительных средств или приемов тесно связана с изменением художественно-психологического задания, эстетических навыков и вкусов, но также — всего мироощущения эпохи» («Вопросы теории литературы»). Таким образом в своих взглядах на строение лит-ого произведения и на задачи его изучения, точно так же как и в объяснении причин эволюции лит-ры, Ж. значительно отходит от формализма; однако и его концепция страдает весьма существенными недостатками. Марксистскому определению поэтического произведения как системы художественных образов, закрепленных в слове, в которой в классовом преломлении выступает социальная действительность, Жирмунский противопоставляет учение о нем как о словесном построении, создающем эстетическое впечатление, о поэзии как об искусстве слова. Не говоря о том, что сама по себе эстетическая потребность, якобы удовлетворяемая литературой, есть факт по существу биологического порядка и никоим образом не покрывает того значения, к-рое имеет в человеческом обществе лит-ра, определение Ж. чрезвычайно неполно учитывает значение образа и даже в его собственной трактовке приводит к неразрешимым противоречиям. Поскольку критерием художественности Ж. избирает степень словесной организованности, постольку такое лит-ое произведение, которое «отягчено смысловым грузом», напр. роман Л. Толстого, и пользуется словом «не как художественно значимым элементом воздействия, а как нейтральной средой или системой обозначений, подчиненных коммуникативной функции», уже «не может называться произведением словесного искусства». Тем самым разрушается вся рассмотренная концепция строения литературного произведения. Если предположить, что материал — слово — имеет здесь «нейтральное значение», т. е. не подвергается обработке, то оно отсутствует как слагаемое  художественности произведения: в последнем остаются только одни приемы. Но как писание по воздуху за отсутствием бумаги не может привести к желаемым результатам, так и система приемов, не примененная к материалу — слову, не может создать художественного произведения. Если же брать за основу «материал», не подвергшийся обработке «приемами», то приходится признать, что художественного произведения без «приемов» также не может быть; оно останется «природным фактом», не выходя за пределы практической речи. Вся эта система противоречий неизбежно вытекает из того, что у Ж. исключен из рассмотрения образ и выдвинут как основной для художественного произведения один только элемент — организованное слово, к к-рому и приспособлены понятия «материала» и «приема», являющиеся двумя сторонами одного и того же — «формы». Если строение лит-ого произведения интерпретируется Ж. совершенно неудовлетворительно, то в такой же степени неубедительна и его трактовка литературной эволюции. Правильно указывая, что причина эволюции литературного ряда лежит вне его, Ж. однако не доходит до конца в определении ее и останавливается на половине дороги, отыскивая причины изменений литературного ряда то в фактах «внутренней биографии» немецких романтиков, то во влиянии идей Белинского на Некрасова и т. п., не замечая, что имеет здесь дело только с передаточной инстанцией, для себя самой требующей социологической интерпретации. В то же время Ж. придает исключительно большое значение проблемам «влияния» и «лит-ой традиции», к-рые он, в некотором противоречии с самим собой, считает «основной проблемой историко-литературной динамики, истории литературы в узком смысле слова» («Байрон и Пушкин»), опять-таки оставляя совершенно в стороне вопрос о природе самого воздействия (см. «Влияния»). Плюрализм Ж. мешает ему сделать эту интерпретацию: значения экономики, отношения базиса и надстройки, для него — только «в отдельных случаях» допускающего «непосредственное влияние из одного ряда в другой» — не существует. Точно так же полностью отсутствуют у Ж. и попытки какой-либо дифференциации социального «ряда», определяющего литературный ряд: дальше воздействия «эпохи» на писателя он не идет и совершенно не пытается сколько-нибудь уточнить эту неопределенную категорию. Стоя таким образом на позиции формалистов в определении поэзии как искусства слова, принимая как будто бы социологическое положение о том, что причины эволюции литературного ряда лежат вне его, и не доводя в то же время ни одну из этих противостоящих концепций до конца, уйдя в объяснении лит-ры от идеалистического монизма и не придя к монизму материалистическому, Ж. превращается в эклектика. Критические его выступления против  отдельных положений формального метода и стремление апеллировать от произведения через поэта к эпохе позволили одному из его критиков (Лелевичу) сделать вывод о постепенной эволюции Жирмунского «от формализма к социологизму». Однако «эпоха» появилась у Ж. в самых первых его работах и никакой дифференциации до сих пор не подверглась, а кроме того дана в несомненно идеалистической трактовке (главным образом со стороны духовной культуры, определяющей устремления поэта). «Выбор поэтических тем и их обработка, словарь и словоупотребление, поэтический синтаксис, ритмика и словесная инструментовка и т. п. подчиняются у данного поэта или в данную эпоху некоторому общему формирующему принципу или художественному закону, существование которого обусловливает собой телеологическую связь между отдельными приемами. Это формирующее начало (энтелехию) мы можем назвать „душой поэтического произведения“ или душой поэта, усматривать в ней то основное чувство „жизни“, ту своеобразную интуицию бытия, к-рая открывается поэту или целой эпохе и составляет как бы поэтическое знание, принесенное ими в мир» («В. Брюсов и наследие Пушкина»). Указанные дефекты методологии Ж. определяют и характер его историко-литературных работ, вредно отражаясь и на подборе материала, и на способе его освещения, и — естественно — на выводах. Теоретические же его работы по поэтике носят еще более определенный формалистический характер, ибо в них Ж. пытается дать историю тех или иных формальных элементов (метрика, рифма) в имманентном развитии каждого из них, обособленно от всего поэтического стиля. Так, видоизменения русской рифмы рассматриваются Ж. от Державина до Маяковского как постепенная эволюция, в пределах одной традиции; так, тонический стих Маяковского рассматривается как результат такой же постепенной эволюции силлабо-тонического стиха, основанной «на длительной привычке к стихотворной форме, при к-рой мы постепенно приучаемся обходиться без целого ряда элементарных первичных признаков ритмического равновесия — у читателя нашего века» («Введение в метрику»); при этом Ж. «Сказку о Балде» Пушкина сближает со стихом Маяковского и так. обр. приходит к выводу, что «сказка» опирается на ритмическое чувство «читателя нашего века», и т. д. Если теоретически Ж. стоит на промежуточных позициях между ортодоксальным формализмом и социологизмом, приближаясь к первому, то в его практических работах это приближение сказывается гораздо отчетливее, несмотря на большую эрудицию Ж. и широту фактической разработки интересующих его вопросов. Библиография: I. Немецкий романтизм и современная мистика, СПБ., 1914; Религиозное отречение в истории романтизма, М., 1919; Композиция лирических стихотворений, П., 1921; Поэзия А. Блока, П., 1921; Валерий Брюсов и наследие Пушкина, П., 1922; Рифма, ее история и теория, Л., 1923;  Байрон и Пушкин, Л., 1924; Введение в метрику, Л., 1925; Вопросы теории литературы, статьи 1916—1926, Л., 1928; Die deutschen Kolonien in der Ukraine, Moskau — Charkow, 1928. II. Сакулин П. Н., К вопросу о построении поэтики, «Искусство», 1923, № 1; Брюсов В., О рифме, «Печать и революция», 1924, № 1; Поспелов Г., К проблеме формы и содержания, «Красная новь», 1925, № 5; Григорьев М., Понятие материала и приема в теории литературы, «Звезда», 1926, № 2, или в его книге «Литература и идеология», М., 1929; Лелевич Г., Между формализмом и социологизмом, «Печать и революция», 1928, № 6; Прозоров А., Формальные проблемы или формальный метод, «На лит-ом посту», 1928, № 23. III. Писатели современной эпохи, т. I, ред. Б. П. Козьмина, изд. ГАХН, М., 1928; Балухатый С., Теория литературы, т. I, изд. «Прибой», Л., 1929 (по указателю). Л. Тимофеев... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ         Виктор Максимович (1891-1971) — академик АН .СССР (1966), исследователь проблем общего языкознания, германской и тюркской филолог... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891-1971) — академик АН .СССР (1966), исследователь проблем общего языкознания, германской и тюркской филологии, диалектологии, фольклористики, литературовед. Член-корр. АН ГДР (1956), почетный доктор Берлин. ун-та. Окончил Петербург, ун-т в 1912. Проф. с 1917 (Саратов, ун-т), позже Петербург, и Ленинград, ун-та. Входил одно время в Об-во изучения поэтич. языка (ОПОЯЗ).<br>     Чрезвычайно весом вклад Ж. в развитие сравнитель-но-истор. изучения литературы (компаративистику). В докторской дисс. "Байрон и Пушкин" (изд. в 1924) он писал: "Поэт заимствует не идеи, а мотивы, и влияют друг на друга худож. образы, конкретные и полные реальности, а не системы идей".<br>     В книге "Гёте в русской литературе" (1937) вопрос о влиянии нем. поэта на рус. литературу рассматривался в плане творч. переработки заимствований. В 1938 Ж. способствовал возобновлению издания собрания сочинений Веселовского. Совместно с М.П. Алексеевым он издает "Избранные статьи" Веселовского в 1939, а затем его "Историческую поэтику" в 1940. В работе "А.Н. Веселовский и сравнительное литературоведение" (впервые полностью изд. в 1979) Ж. показал, что "теор. пафос всей жизненной борьбы Веселовского как ученого заключался в идее построения истории литературы как науки", что по своему науч. кругозору, по исключительной широте знаний, глубине и оригинальности теор. мысли Веселовский "намного превосходит большинство своих современников как русских, так и иностранных".<br>     Перу Ж. принадлежат статьи "Литературные отношения Востока и Запада как проблема сравнительного литературоведения" (1946), "Алишер Навои и проблема Ренессанса в литературах Востока" (1947-1966), "Литературные течения как явление международное" (1967), "Средневековые литературы как предмет сравнительного литературоведения" (1970) и др.<br>     В области сравнительно-истор. фольклористики особенно примечательны статьи Ж. о "странствующих сюжетах": "Эпическое сказание об Алпамыше и "Одиссея" Гомера" (1957), "К вопросу о странствующих сюжетах. Литературные отношения Франции и Германии в области песенного фольклора" (1935), ""Пир Атрея" и родственные этнографические сюжеты в фольклоре и литературе" (1965) и др. Ж. считал, что ведущая роль в сравнительно-истор. изучении фольклорных произведений должна принадлежать сравнению историко-типологическому, ибо "в фольклоре самых разных народов наличествует ряд тем, мотивов, сюжетов, ситуаций и т.п., сходство к-рых связано с определенными социальными и культурными условиями развития". Однако наличие типологического сходства, обусловленного сходством обществ, развития, полагал Ж., "не снимает вопроса о международных воздействиях в области фольклора" (статья "Сравнительно-историческое изучение фольклора", 1958). Ж. разработал также проблемы роли богатырской сказки в генезисе героического эпоса ("Сказание об Алпамыше и богатырская сказка", 1960).<br>     В работе "Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса" (1958) ученый показал, что сходство поэтических (в частности, языковых) средств славянского эпоса, славянской народной поэзии частично имеет типологический характер, а "частично основывается, вероятно, на общем древнем наследии (отрицательные сравнения, некоторые эпитеты)".<br>     Особый интерес представляет статья Ж. "Легенда о призвании певца" (1960), в к-рой исследуется дохристианское представление о чудесном внушении, или наитии, как источнике поэтического дара сказителя.<br>     Ж.-лингвисту принадлежат учебник "История немецкого языка" (1938) (многократно переизд.), монографии и статьи по германскому языкознанию, фундаментальный труд "Немецкая диалектология" (1956).<br>     Соч.: Народный героический эпос. М.; Л., 1962; Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. Л., 1978; Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Л., 1979; Гёте в русской литературе: Избр. тр.. Л., 1981; Из истории западноевропейских литератур: Избр. тр. Л.,1981.<br>     Лит.: Филология. Исследования по языку и литературе: Памяти акад. В.М. Жирмунского. Л., 1973; Виктор Максимович Жирмунский (1891-1971): Биобиблиогр. указ. Спб., 1991; Михайлов А.В. Ранние книги В.М. Жирмунского о немецком романтизме // Филол. науки. 1994, № 2.<br>     И.Л. Галинская<br><br><br>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

Рнк Риск Рис Ринк Рин Римский Рим Рик Рижский Нус Никс Нии Мусин Муси Мус Мурин Мур Мужский Мужний Мужик Муж Мкс Мис Мир Минский Минск Мик Кус Курс Куний Кун Кумир Кум Кси Крис Кринум Ружинский Ружник Русин Сжим Сим Син Крин Кнур Кнр Кирин Ким Кий Кижий Синий Синур Сирин Сиу Кижи Иск Сук Сурик Ужимин Уик Уинский Инж Икс Жук Жуирский Жуир Жск Жмурки Жмурик Жирник Жирмунский Жир Жим Усик Инжир Унр Уник Умник Ужик Суржик Сукин Инк Сми Скин... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ«Географическая» фамилия. Первые Жирмунские – выходцы либо из белорусского села Жирмуны, либо из предместья Вильнюса Жирмунай.(Источник: «Энц... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891 - 1971), российский филолог. Труды по теории литературы, стиховедению, поэтике, фольклору, истории западной и русской литературы, сравнительному литературоведению ("Байрон и Пушкин", 1924; сборник статей "Теория литературы. Поэтика. Стилистика", 1977). Исследовал проблемы общего языкознания, германистики и тюркологии. <br>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891-1971), российский филолог, академик АН СССР (1966). Исследователь проблем общего, германского и тюркского языкознания, диалектологии. Труды по теории литературы, поэтике, стиховедению, фольклору, истории западной и русской литературы.<br><br><br>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

ЖИРМУНСКИЙ Алексей Викторович (р . 1921), российский биолог, академик РАН (1991; академик АН СССР с 1987). Сын В. М. Жирмунского. Труды по функциональной морфологии нервно-мышечной системы, по экологической физиологии морских животных.<br><br><br>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ

имя собств., сущ. муж. родафин.Жирмунський

ЖИРМУНСКИЙ

Начальная форма - Жирмунский, единственное число, женский род, именительный падеж, одушевленное, фамилия

ЖИРМУНСКИЙ АЛЕКСАНДР МАТВЕЕВИЧ

Жирмунский, Александр Матвеевич (11 июня 1887 — ?) — геологПсевдонимы: А. Ж.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и о... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ АЛЕКСЕЙ ВИКТОРОВИЧ

ЖИРМУНСКИЙ Алексей Викторович (р. 1921) - российский биолог, академик РАН (1991; академик АН СССР с 1987). Сын В. М. Жирмунского. Труды по функциональной морфологии нервно-мышечной системы, по экологической физиологии морских животных.<br>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ АЛЕКСЕЙ ВИКТОРОВИЧ

Жирмунский Алексей Викторович (р. 15.10.1921, Ленинград), советский биолог, член-корреспондент АН СССР (1972). Член КПСС с 1948. Окончил ЛГУ (1950). Ра... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ АЛЕКСЕЙ ВИКТОРОВИЧ (Р . 1921)

ЖИРМУНСКИЙ Алексей Викторович (р . 1921), российский биолог, академик РАН (1991; академик АН СССР с 1987). Сын В. М. Жирмунского. Труды по функциональной морфологии нервно-мышечной системы, по экологической физиологии морских животных.... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ АЛЕКСЕЙ ВИКТОРОВИЧ (Р. 1921)

ЖИРМУНСКИЙ Алексей Викторович (р. 1921), российский биолог, академик РАН (1991; академик АН СССР с 1987). Сын В. М. Жирмунского. Труды по функциональной морфологии нервно-мышечной системы, по экологической физиологии морских животных.... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ ВИКТ. МАКС.

(1891-1971) - филолог (лингвист, лит-вед, фольклорист). Акад. АН СССР (1966), чл.-корр. многих заруб. акад. Окончил (1912) Петерб. ун-т, в 1917-19 - проф. Саратовского, с 1919 - Петрогр. ун-тов. Работал также в Пед. ин-те им. А. И. Герцена, в Ин-те рус. лит-ры, в Ин-те яз. и мышления АН СССР. В эвакуации в Ташкенте (1942-44) возглавлял Науч.-иссл. ист.-филол. ин-т при Среднеазиатском ун-те, сотрудничал и в др. науч. орг-циях Ташкента. По возвращении в Ленинград заведовал Западным отделом Ин-та лит-ры АН СССР, преподавал в ЛГУ. С 1957 - зав. сектором индоевроп. яз. Лен. отд. Ин-та языкознания АН. Начал с изуч. нем. и англ. лит-р кон. 18 в. и эпохи романтизма (первая монография - "Нем. романтизм и совр. мистика", СПб., 1914; магистерская дисс. - "Религиозное отречение в ист. нем. романтизма", 1921; докторская дисс. - "Байрон и Пушкин", 1924). Занимался проблемами сравнит. лит-ведения (монография "Гете в рус. лит-ре", 1937; ряд ст.). Продолжая идеи А. Н. Веселовского, рассматривал также развитие мировой лит-ры как единый процесс. Опубл. ряд работ по теории стиха: "Композиция лирич. стихотворений" (1921), "Рифма, ее ист. и теория" (1923), "Введение в метрику" (1925), о совр. поэзии (о Блоке, Брюсове, Маяковском; монографию "Творчество Анны Ахматовой", 1973). <p class="tab">Параллельно развиваются иссл. Ж. в обл. общего и герм. языкознания (диапазон интересов ученого простирается от древнейших форм герм. языков до совр. диалектологии). В 20-30 гг. Ж. интенсивно изучает этнографию, фольклор и диалекты сов. немцев; иссл. прервались в результате репрессий, к-рым подверглись сов. немцы (сам Ж. трижды - в 1933, 1935 и 1941 - арестовывался как "нем. шпион"). </p><p class="tab">Важный аспект науч. творчества Ж. - фольклористика. Интерес к герм. фольклорно-эпич. традициям перерос со временем в широкие сравнит.-типологич. иссл. мировой эпики. Реализуя мысль А. Н. Веселовского о необходимости изучать книжные пам. эпоса на фоне живой, "еще поющейся" эпич. традиции, Ж. освоил ряд тюркских яз. и произвел широкомасштабное сравнит. иссл. тюркских эпич. традиций. Автор более 400 работ, своими фундаментальными трудами Ж. внес исключит. вклад в общее и сравнит. яз.-знание, ист. рус. и зап.-европ. лит-ры, в теорию и методологию лит-ведения и фольклористики, особенно в эпосоведение, в германистику, славистику, стиховедение. Ученый-энциклопедист, Ж. воспитал неск. поколений ученых в разл. областях филологии. </p><p class="tab">Соч.: Тюркский героич. эпос. Л., 1974; Общее и герм. яз. знание. Л., 1976; Теория лит. Поэтика. Стилистика. Л., 1977; Байрон и Пушкин. Пушкин и западные лит-ры. Л., 1978; Гете в рус. лит-ре. Л., 1981; Сравнит. лит-ведение. Восток и Запад. Л., 1979; Из истории западно-европейских лит-р. Л., 1981.</p>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ ВИКТОР МАКСИМОВИЧ

Жирмунский, Виктор Максимович (21 июля 1891, СПб. — не ранее 1914) — критик, переводчик, литературоведПсевдонимы: VictorИсточники:• Масанов И.Ф. Слова... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ ВИКТОР МАКСИМОВИЧ

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891-1971) - российский филолог, академик АН СССР (1966). Исследователь проблем общего, германского и тюркского языкознания, диалектологии. Труды по теории литературы, поэтике, стиховедению, фольклору, истории западной и русской литературы.<br>... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ ВИКТОР МАКСИМОВИЧ

Жирмунский Виктор Максимович       (1891—1971), филолог, академик АН СССР (1966), член-корреспондент многих зарубежных АН. Родился в Петербурге. В... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ ВИКТОР МАКСИМОВИЧ

Жирмунский Виктор Максимович [21.7(2.8).1891, Петербург, — 31.1.1971, Ленинград], советский филолог, академик АН СССР (1966; член-корреспондент 1939). ... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ ВИКТОР МАКСИМОВИЧ (18911971)

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891-1971), российский филолог, академик АН СССР (1966). Исследователь проблем общего, германского и тюркского языкознания, диалектологии. Труды по теории литературы, поэтике, стиховедению, фольклору, истории западной и русской литературы.... смотреть

ЖИРМУНСКИЙ ВИКТОР МАКСИМОВИЧ (18911971)

ЖИРМУНСКИЙ Виктор Максимович (1891-1971) , российский филолог, академик АН СССР (1966). Исследователь проблем общего, германского и тюркского языкознания, диалектологии. Труды по теории литературы, поэтике, стиховедению, фольклору, истории западной и русской литературы.... смотреть

T: 170