КАРАМЗИН

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1766-1826), историк, писатель, почётный член Петербургской АН (1818). Редактор "Московского журнала" (1791-92), основатель и редактор (1802-03) первого в России частного литературно-политического журнала "Вестник Европы". В "Письмах русского путешественника" (1791-92; отдельное издание -1801) запечатлел жизнь западноевропейских государств накануне и во время Французской революции. С 1803 официальный историограф императора Александра I. В течение многих лет работал над "Историей государства Российского" (т. 1-12, 1816-29), остающейся одним из наиболее ценных трудов по истории России. В 1811 представил императору "Записку о древней и новой России" (опубл. в 1861 в Берлине). Сторонник самодержавного строя. Карамзин - основоположник сентиментализма в русской литературе ("Бедная Лиза", 1792, и др.).

КАРАМЗИН фото
Н.М. Карамзин
Источник: Энциклопедия "Отечество"
Николай Михайлович (1.12.1766-22.05.1826), русский писатель, поэт, журналист, историк. Из дворян Симбирской губ. Детство провел в имении отца, воспитывался в частном пансионе Симбирска, затем в московском пансионе профессора Шадена (1775 — 81), посещал лекции в университете. С 1782 служил в гвардейском Преображенском полку.
В 1783 появилось первое печатное произведение Карамзина — «Деревянная нога». В 1784 Карамзин вышел в отставку и до июля 1785 жил в Симбирске. В 1785-89 - в Москве, где сблизился с московскими масонами, с которыми вскоре порвал, поняв их преступную сущность. Изучал литературу французского Просвещения, немецких писателей и поэтов-романтиков, занимался переводами (Карамзин владел многими древними и новыми языками). В мае 1790 Карамзин отправился в заграничное путешествие, в котором находился до середины июля 1790, посетил Австрию, Швейцарию, Францию, Англию, встречался с И.Кантом, И. Гете, в Париже был свидетелем событий французской революции. Впечатления от поездки по западноевропейским странам Карамзин изложил в «Письмах русского путешественника» (опубл. в издаваемом им «Московском журнале», 1791—92). В этом журнале были опубликованы принесшие славу Карамзину повести «Бедная Лиза», «Фрол Силин, благодетельный человек», «Лиодор», написанные в духе сентиментализма.
Карамзин много сделал для развития русского литературного языка, освобождения его от характерной для классицизма архаики, в приближении его к живой, разговорной речи.
В январе 1802 — декабре 1803 Карамзин издавал литературно-политический журнал «Вестник Европы», в котором выступал как блестящий обозреватель международных событий, а также публиковал художественно-исторические произведения («О Московском мятеже в царствование Алексея Михайловича», «Марфа Посадница» и др.).
С 1803 до самой смерти Карамзин занимался «по высочайшему повелению» «Историей государства Российского». В 1805 — 08 были закончены 3 тома этого труда, главы из которых Карамзин читал Александру I. В 1811 Карамзин подал Александру I «Записку о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», в которой изложил свою концепцию российской истории и резкую критику «новшеств», проводимых в первое десятилетие царствования Александра I. «Требуем больше мудрости охранительной, нежели творческой», — писал Карамзин. Он признавал, что крепостное право — «зло», но освобождать крестьян теперь — «не время», ибо крестьяне еще «не доросли» до свободы. «Для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу».
С 1814 Карамзин возобновил написание своей «Истории» — главного исторического труда. В 1816—17 вышло 8 томов. 3-тысячный тираж разошелся за месяц, поэтому в 1818—19 издание было повторено. В 1824 вышел 9-й том, в 1824 — 10-й и 11-й тома, в 1829 (после смерти Карамзина) — 12-й. Изложение было доведено до «Смутного времени» н. XVII в. Каждый том имел обширные документальные приложения, не уступающие но своему объему основному тексту. Красной нитью в «Истории» Карамзина, как и в его трактате 1811, проходит идея — судьба России и ее величие заключены в развитии самодержавия. При сильной монархической власти Россия процветала, при слабой — приходила в упадок.
В. А. Федоров
Источник: Энциклопедия "Русская цивилизация"

Смотреть больше слов в «Русской энциклопедии»

КАРАНДАШ →← КАРАКОЗОВ

Смотреть что такое КАРАМЗИН в других словарях:

КАРАМЗИН

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1766—1826) — выдающийся писатель и лит-ый деятель, глава русского сентиментализма (см.). Р. и вырос в усадьбе отца... смотреть

КАРАМЗИН

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1766-1826) - выдающийся писатель и лит-ый деятель, глава русского сентиментализма (см.). Р. и вырос в усадьбе отца, среднепоместного симбирского дворянина, потомка татарского мурзы Кара-Мурза. Учился у сельского дьячка, позднее в иностранных пансионах Симбирска и Москвы, одновременно посещая лекции в университете. В 1781 поступил на службу в петербургский гвардейский полк, но вскоре вышел в отставку за недостатком средств. Ко времени военной службы относятся первые лит-ые опыты (перевод идиллии «альпийского Феокрита» Гесснера «Деревянная нога», 1783, и др.). В 1784 вступил в масонскую ложу и переехал в Москву, где сблизился с видными деятелями масонства Новиковым и Шварцем. С первых же шагов лит-ая деятельность К. протекала под знаком повышенного увлечения творчеством немецких и, в особенности, английских писателей-сентименталистов, к к-рому присоединялось еще влияние Оссиана, Руссо и Шекспира. В 1789-1790 К. предпринял поездку за границу (в Германию, Швейцарию, Францию и Англию), результатом к-рой было опубликование знаменитых «Писем русского путешественника», сразу поставивших К. во главе нового лит-ого направления. По возвращении зажил в качестве профессионального литератора в Москве, приступив к изданию «Московского журнала» 1791-1792 (первый русский лит-ый журнал, в котором среди других произведений К. появилась упрочившая его славу повесть «Бедная Лиза»), затем ряда сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности»; вел отдел «смеси» в «Московских ведомостях»; свои произведения, напечатанные в «Московском журнале», издал отдельным сборником «Мои безделки». С масонами, от к-рых К. отталкивала мистическая окрашенность их движения, он разошелся сам до поездки за границу. Разгром масонства Екатериной, равно как и жестокий полицейский режим павловского царствования, вынудили К. свернуть свою лит-ую деятельность, ограничиться перепечаткой старых изданий. Воцарение Александра I К. встретил хвалебной одой, в к-рой выразительно приветствовал в его лице «милое весны явленье», несущее «забвенье всех мрачных ужасов зимы». К. снова возвращается к издательской деятельности, начав с 1801 выпускать литературно-политический журнал «Вестник Европы», пользовавшийся огромным лит-ым и материальным успехом. С 1804, получив звание историографа, прекращает всякую лит-ую работу, «постригаясь в историки». В 1816 выпускает первые восемь томов «Истории государства российского», разошедшиеся в течение трех с половиной недель. В последующие годы выходят еще три тома «Истории», и появляется ряд переводов ее на главнейшие европейские яз. Незаконченный XII том был издан после смерти К. Тенденциозно-монархическое освещение русского исторического процесса сблизило К. с двором и царем, поселившим его подле себя в Царском селе. В политическом отношении К. занимал в последний период своей жизни место между «аристократами и демократами, либералистами и сервилистами» - вел особую «среднюю линию» дворянского просвещенного консерватизма, в одинаковой мере враждебного как «свободолюбивым настроениям» дворянской молодежи, будущих декабристов, так и обскурантским тенденциям второй половины александровского царствования (в 1811 записка царю «О древней и новой России» - апофеоз самодержавия с рядом резких выпадов против «самодержцев» от Петра I до самого Александра; в 1818 записка против восстановления Польши - «Мнение русского гражданина»).<p class="tab">Лит-ая деятельность К. является выражением психоидеологии среднепоместного дворянства в эпоху развития торгового и первых ростков промышленного капитализма. Соединение феодальной крепостной экономики с новыми буржуазно-капиталистическими воздействиями образует своеобразие жизненной судьбы К. и его творчества. К. воспитался в усадьбе. Однако новые буржуазно-капиталистические веяния выводят его за пределы усадьбы, заставляют сначала переехать в Москву, затем предпринять образовательную поездку по Европе. В московском кружке молодых «любословов», с к-рым сближается К., составляют «Историю коммерции». Сам К. вводит в русский яз. слово «промышленность», чем немало гордится впоследствии («это слово сделалось ныне обыкновенным: автор употребил его первый»); на обеде у английского консула провозглашает тост за «вечный мир и цветущую торговлю»; «ободрение купечества и промышленности» считает одной из важнейших задач правительственной власти. В своем личном бытии К. также выходит за рамки помещичьей экономики: к оброку, получаемому от крестьян, присоединяет в качестве «главных доходов» лит-ый заработок, занимается лит-рой как «ремеслом» («главным делом жизненным было марать бумагу для типографии»). Однако тут же сказывается помещичья природа К.: его тяготит «принужденность» и «срочность» журнальной работы, заставляющие его сперва отказаться от издания «Московского журнала», несмотря на большой успех его в публике (понадобилось второе издание), а к концу жизни предпочесть крупным журнальным доходам (6 тыс. руб.) скромную пенсию в 2 тыс. руб., назначенную с целью «ободрить его в похвальном предприятии посвятить труды свои сочинению полной истории отечества».</p><p class="tab">В своей лит-ой деятельности К. сознательно стремится выйти за пределы дворянской аудитории, с удовлетворением отмечает, что в числе «субскрибентов» (подписчиков) на его издания имеются и «купцы ростовские», и «просвещенные земледельцы» - крепостные гр. Шереметева. Вместе с тем лит-ое творчество К., обращаемое им ко «всей публике» (объявление об издании «Вестника Европы»), не только является выразительной манифестацией настроений и чувствований ограниченного слоя - среднего дворянства, - но и прямо направлено на служение социально-экономическим интересам последнего.</p><p class="tab">Основная тенденция лит-ой деятельности К. - решительный разрыв со старой «классической» лит-рой, отвечавшей потребностям высшего крупнопоместного придворно-дворянского слоя.</p><p class="tab">Отрицательным образам «знатных бояр», «роскошных людей», «светских героев» (Эраст в «Бедной Лизе», «коварный князь» в «Юлии», «богатый и знатный граф» - герой «Моей исповеди») К. противопоставляет «братское общество провинциальных дворян», «среднее состояние» дворянства - «между изобилием и недостатком», «между знатностью и унижением», являющееся истинным носителем дворянской «чести», «благородства сердец», «благородной дворянской гордости». Любимый герой К. - «рыцарь нашего времени» - сын «русского коренного дворянина», «ни богатого, ни убогого», выросший в «маленькой деревеньке», в «сельской простоте» патриархальной дворянской усадьбы. В стремлении как можно резче оттолкнуться от старых лит-ых героев К. не останавливается даже перед тем, чтобы классическим «Августам», «знатным подлецам» демонстративно противопоставить назидательный образ «благодетельного» поселянина («пусть Вергилии прославляют Августов! Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я хочу хвалить Фрола Силина, простого поселянина»). В противовес старой героике классической лит-ры - героике воинских подвигов, славы, долга - К. выдвигает «приятность вольной страсти», «любовь к красавицам», не знающую никаких преград: «любовь сильнее всего, святее всего, несказаннее всего» (характерно, что содержание «богатырской сказки» К. «Илья Муромец» составляет не описание подвигов богатыря, а любовный эпизод в сентиментальном вкусе; в романтической повести «Остров Борнгольм» поэтизируется «беззаконная» любовь брата к сестре и т. п.). Идеалом К. является не пышное и суетное светское придворное существование, а «чувствительность и покой сельского мирного крова». Не деятельность, а созерцание; не внешние события, а внутренняя жизнь «чувствительной души». Соответственно этому в центре творческого внимания К. стоят не предметы, а ощущения, не столько сама действительность, сколько переживание ее. В его повестях впервые возникает личность автора, не зависимая от предмета изложения (рассказчик в «Бедной Лизе» и в др.); он охотно прибегает к рассказу от первого лица в формах «исповеди», «писем». Описание европейских стран дано не само по себе, а сквозь восприятие их «путешественником», т. е. самим К.: «Вот зеркало души моей в течение осьмнадцати месяцев, - пишет он в послесловии к «Письмам», - загляну и увижу, каков я был, как думал и мечтал, а что человеку (между нами будь сказано) занимательнее самого себя?».</p><p class="tab">В своей лит-ой работе К. ощущает себя пионером, не имеющим никаких предшественников в русской лит-ре, вынужденным создавать на пустом месте: «Вознамерясь выйти на сцену, я не мог сыскать ни одного из русских сочинителей, к-рый был бы достоин подражания, и, отдавая всю справедливость красноречию Ломоносова, не упустил я заметить штиль его, вовсе не свойственный нашему веку». Искания «штиля, свойственного веку», ставили К. прежде всего перед проблемой образования нового яз. Отказ от искусственно-книжного, отвлеченно-торжественного, проникнутого «славянщиной» яз. «классиков», создание нового лит-ого яз., близкого живой разговорной речи, является одним из самых важных моментов лит-ой деятельности К. Однако, выводя лит-ый яз. за узкие пределы дворца, К. оставляет его в границах среднепоместной дворянской усадьбы. Подобно тому как лучшим гражданским состоянием К. считает состояние среднее «между знатностью и унижением», в своем творчестве он специально культивирует «средний стиль», в одинаковой степени чуждающийся как придворной «высокости», так и «грубой» простонародности (вместе с «протяжно парящими», «церковно-славянскими» словами изгоняются такие слова, как «парень», «пот» и т. п.). Наряду с классической лексикой К. отбрасывает и классический синтаксис, заменяя тяжеловесные латинско-немецкие конструкции сжато-ясной, симметрично построенной фразой французского типа. Стремление сблизить лит-ый яз. с разговорной речью заставляет К., пренебрегая традициями классической лит-ры, писать по преимуществу прозой. В стихах он равным образом обнаруживает характерное тяготение к «белому стиху», одним из первых вводя его в русскую лит-ру. В противовес композиционной и языковой «нескладице» многотомных классических романов XVIII в. излюбленным жанром К. является жанр короткой новеллы - «чувствительной повести». Пользовавшаяся особенным успехом среди современников, вызвавшая огромное число подражаний, «чувствительная повесть» К. сконцентрировала в себе все особенности его стилевой манеры, выросшей в полной мере на основе социального бытия среднепоместного дворянства конца XVIII и начала XIX в. Возвращенное жалованной грамотой 1762 в свои поместья, дворянство испытывало потребность воспользоваться плодами многовековых усилий класса, после героики военных служб и походов насладиться мирной деревенской идиллией «в объятиях натуры». Пугачевское движение обнаружило всю непрочность этой идиллии, наглядно показав, как тонок слой, отделяющий крепостную «Аркадию» от зияющей под ней бездны. Еще резче это демонстрировала революция 1789. Из всех потрясений жизни К. французская революция была сильнейшим. О чем бы ни писал он в девяностые годы, мысль его неуклонно обращается к «ужасным происшествиям Европы». Революция превращает К. из республиканца в заядлого монархиста, из космополита, «всечеловека» - в русского патриота, стремящегося к себе домой, «на свою родину», «с тем, чтобы уже никогда не расставаться с ее мирными пенатами». «Гром грянул во Франции... мы видели издали ужасы пожара, и всякой из нас возвратился домой благодарить небо за целость крова нашего и быть рассудительным». Однако и под мирным деревенским кровом и «в сельских кущах» призрак «всемирного мятежа», «грозных бурь нашего времени» продолжает «волновать всю душу» Карамзина.</p><p class="tab">Новое содержание требовало себе новых форм. По наблюдениям новейших исследователей «чувствительная повесть» лексически связана с идиллией, с пасторалью. В то же время идиллическая, пасторальная лексика сочетается в ней с прямо противоположным идиллии драматизмом сюжета («Бедная Лиза», ранняя повесть К. «Евгений и Юлия» и другие. Идиллией является и повесть «Наталья, боярская дочь», но действие последней отнесено Карамзиным в давно прошедшие времена). Стремление к идиллии и ее невозможность, недостижимость кладут на «чувствительную повесть» ту «печать меланхолии», которая составляет характернейшую особенность всего творчества Карамзина. Эта «меланхолия» обусловлена не только непрочностью настоящего и опасениями за будущее, но и тоской о прошлом. На фоне ветхой, разрушающейся деревенской усадьбы Карамзин сетует об упадке дворянского «духа», дворянской «твердости», «обращая нежный взор на прошедшее», с грустью вспоминая о блаженных феодальных временах, когда дворяне «жили в деревенских замках своих, как маленькие царьки» («Лиодор»). Этой тоской о прошлом объясняется и тяготение К. к историческим сюжетам (исторические повести, «История государства российского»). Упадочнические настроения свойственны и лирике К. В противовес «одическому вздорословию» - победной классической оде - основным лирическим жанром К. является элегия. Меланхолическому лирику К. «сумерки милее ясных дней», его «пленяют закатные часы», «когда светило дня на небе угасает»; «приятнее всего» ему «не шумная весны любезная веселость, не лета пышного роскошный блеск и зрелость, но осень бледная, когда, изнемогая и томною рукой венок свой обрывая, она кончины ждет» («Меланхолия», 1800). Однако К. не только грустит об увядании и грядущей гибели, но и пытается бороться с нею. «Аристократы, вы доказываете, что вам надобно быть сильными и богатыми в утешение слабых и бедных, но сделайте же для них слабость и бедность наслаждением! Ничего нельзя доказать против чувства: нельзя уверить голодного в пользе голода. Дайте нам чувство, а не теорию. Речи и книги Аристократов убеждают Аристократов, а другие, смотря на их великолепие, скрежещут зубами, но молчат или не действуют, пока обузданы силой».</p><p class="tab">Основной пафос творчества К. - нелегкая задача сохранить основанный на эксплоатации крепостнический строй и в то же время сделать этот строй «наслаждением» для самих эксплоатируемых, доказать, что отношения между помещиком и крестьянами могут быть основаны на началах не силы, а гуманной «чувствительности». «Крепостничество есть зло», полагал К., но тем не менее считал, что «во всяком состоянии человек может найти розы удовольствия». «Крестьянин в своей тесной смрадной избе счастлив больше, чем молодой вельможа, к-рый истощает все хитрости роскоши для того, чтобы менее скучать в жизни» («Разговор о щастии»). Из всех состояний сам К. выбрал бы охотнее всего «самое ближайшее к природе» - состояние земледельца (правда, автор тут же оговаривается, что «по теперешнему учреждению гражданских обществ самым лучшим» является для него состояние, к к-рому он принадлежит - среднепоместного дворянина). В своих «чувствительных повестях» он рисует вместо «скрежещущих зубами», сдерживаемых только силой рабов столь «приятные» воображению «доброго помещика», «барина-отца», образы кротких и чувствительных поселянок и поселян («Бедная Лиза», написанная в доказательство того, что «и крестьянки чувствовать умеют»; «Нежность дружбы в низком состоянии»; «Фрол Силин» и др.). Тем же стремлением выработать защитное средство против революции продиктовано и основное дело жизни К. - его «История государства российского».</p><p class="tab">В лагере крайних консерваторов лит-ая деятельность К. была воспринята как потрясение не только всех лит-ых, но и политических основ. В 1809 один из современников доносил по начальству, что сочинения К. «исполнены вольнодумческого и якобинского яда... К. превозносят, боготворят. Во всем университете, в пансионе читают, знают наизусть... не хвалить его сочинения, а надобно бы их сжечь». В 1803 против К. резко выступил известный А. С. Шишков («Рассуждение о старом и новом слоге»), образовавший для борьбы с карамзинской языковой реформой специальное о-во «Беседа любителей русского слова». Сам К. не принимал участия в разгоревшейся борьбе, но за него вступились как его последователи, писатели-сентименталисты, так, в особенности, лит-ая молодежь - Жуковский, Батюшков, кн. Вяземский, объединившиеся в противовес «Беседе» в лит-ый кружок «Арзамас» (см.), к к-рому примкнул и юноша Пушкин. Пушкин, к-рый начал свою деятельность в качестве младшего карамзиниста, до конца и с величайшим художественным блеском развернул все прогрессивные тенденции, заключавшиеся в творчестве К., сохранив за последним только историческое значение.</p><p class="tab"></p><p class="tab"><span><b>Библиография:</b></span></p><p class="tab"><b>I.</b> История государства российского, изд. 2-е Сленина, 12 тт., СПБ., 1819-1824; то же, изд. 5-е Эйнерлинга, 3 тт., заключающих в себе 12 кн. (оба изд. с приложен. «Ключа» П. Строева), СПБ., 1842-1844; Переводы, тт. I-IX, изд. 3-е, СПБ., 1835; Сочин., тт. I-III, изд. 5-е А. Смирдина, СПБ., 1848; Избр. сочин. Под редакцией Льва Поливанова, ч. 1 (последующие не вышли), М., 1884; Русская поэзия, Под редакцией С. А. Венгерова, вып. VII, СПБ., 1901; Записка о древней и новой России, Под редакцией В. В. Сиповского, СПБ., 1914; Сочин., т. I (стихотворения), изд. Академии наук, П., 1917 (изд. остановилось на т. I); Бедная Лиза, с рис. М. Добужинского, изд. «Аквилон», П., 1921; Бедная Лиза (поясн. ст. и примеч. Н. Балаева), Гиз, М., 1930; Неизд. сочин. и переписка, ч. 1, СПБ., 1862; Письма к И. И. Дмитриеву, СПБ., 1866; Письма к П. А. Вяземскому, 1810-1826, сб. «Старина и новизна», кн. 1, СПБ., 1897; Переписка с Лафатером, «Сб. II отд. Академии наук», т. LIV; Из бумаг Карамзина, сб. «Старина и новизна», кн. 2, СПБ., 1898.</p><p class="tab"><b>II.</b> Белинский В., Литературные мечтания, Соч. Александра Пушкина (см. Собр. сочин.); Погодин М., Н. М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников, ч. 1-2, М., 1866; Сиповский В. В., Н. М. Карамзин, автор «Писем русского путешественника», СПБ., 1899; Сиповский В. В., Очерки по истории русского романа, т. I, вып. I и II (о повестях К.); Карамзин в Остафьеве, М., 1911; Яцимирский А. И., Карамзин, «История русской литературы XIX в.», изд. т-ва «Мир», т. I, М., 1916; там же, ст. П. Н. Сакулина, Литературные течения эпохи; Рожков Н., Тридцатые годы, «Современный мир», 1916, № 12; Фирсов Н., Н. М. Карамзин, «Исторические характеристики и эскизы», т. II, Казань, 1922; Плотников И., «Бедная Лиза» как типическое произведение сентиментального стиля, «Родной язык в школе», 1923, кн. II; Эйхенбаум Б. М., Карамзин, «Сквозь литературу», Л., 1924; Скипина К., Чувствительная повесть, и Роболи Т., Литература путешествий, сб. «Русская проза», Под редакцией Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова, Л., 1926; Маслов В. И., Оссианизм Карамзина, Прилуки, 1928; Сакулин П. Н., Горбачев Г., Капитализм и русская литература, изд. 3-е, М. - Л., 1930; Русская литература, ч. 2, М., 1929 (см. по указателю).</p><p class="tab"><b>III.</b> Пономарев С., Материалы для библиографии литературы о Н. М. Карамзине, СПБ., 1883; Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX столетие включительно, ч. 2, СПБ., 1902; Венгеров С. А., Источники словаря русских писателей, т. II, СПБ., 1910; Пиксанов Н. К., Два века русской литературы, изд. 2-е, Гиз, М., 1924, стр. 28, 33, 36, 45, 57, 77 (разработка тем: Карамзин-лирик; Карамзин-новеллист; Карамзинская реформа литературного языка и др.); Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Л., 1924. </p>... смотреть

КАРАМЗИН

Николай Михайлович [1766—1826]— выдающийся писатель и лит-ый деятель, глава русского сентиментализма (см.). Р. и вырос в усадьбе отца, среднепоместного симбирского дворянина, потомка татарского мурзы Кара-Мурза. Учился у сельского дьячка, позднее в иностранных пансионах  Симбирска и Москвы, одновременно посещая лекции в университете. В 1781 поступил на службу в петербургский гвардейский полк, но вскоре вышел в отставку за недостатком средств. Ко времени военной службы относятся первые лит-ые опыты (перевод идиллии «альпийского Феокрита» Гесснера «Деревянная нога», 1783, и др.). В 1784 вступил в масонскую ложу и переехал в Москву, где сблизился с видными деятелями масонства Новиковым и Шварцем. С первых же шагов лит-ая деятельность К. протекала под знаком повышенного увлечения творчеством немецких и, в особенности, английских писателей-сентименталистов, к к-рому присоединялось еще влияние Оссиана, Руссо и Шекспира. В 1789—1790 К. предпринял поездку за границу (в Германию, Швейцарию, Францию и Англию), результатом к-рой было опубликование знаменитых «Писем русского путешественника», сразу поставивших К. во главе нового лит-ого направления. По возвращении зажил в качестве профессионального литератора в Москве, приступив к изданию «Московского журнала» 1791—1792 (первый русский лит-ый журнал, в котором среди других произведений К. появилась упрочившая его славу повесть «Бедная Лиза»), затем ряда сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности»; вел отдел «смеси» в «Московских ведомостях»; свои произведения, напечатанные в «Московском журнале», издал отдельным сборником «Мои безделки». С масонами, от к-рых К. отталкивала мистическая окрашенность их движения, он разошелся сам до поездки за границу. Разгром масонства Екатериной, равно как и жестокий полицейский режим павловского царствования, вынудили К. свернуть свою лит-ую деятельность, ограничиться перепечаткой старых изданий. Воцарение Александра I К. встретил хвалебной одой, в к-рой выразительно  приветствовал в его лице «милое весны явленье», несущее «забвенье всех мрачных ужасов зимы». К. снова возвращается к издательской деятельности, начав с 1801 выпускать литературно-политический журнал «Вестник Европы», пользовавшийся огромным лит-ым и материальным успехом. С 1804, получив звание историографа, прекращает всякую лит-ую работу, «постригаясь в историки». В 1816 выпускает первые восемь томов «Истории государства российского», разошедшиеся в течение трех с половиной недель. В последующие годы выходят еще три тома «Истории», и появляется ряд переводов ее на главнейшие европейские яз. Незаконченный XII том был издан после смерти К. Тенденциозно-монархическое освещение русского исторического процесса сблизило К. с двором и царем, поселившим его подле себя в Царском селе. В политическом отношении К. занимал в последний период своей жизни место между «аристократами и демократами, либералистами и сервилистами» — вел особую «среднюю линию» дворянского просвещенного консерватизма, в одинаковой мере враждебного как «свободолюбивым настроениям» дворянской молодежи, будущих декабристов, так и обскурантским тенденциям второй половины александровского царствования (в 1811 записка царю «О древней и новой России» — апофеоз самодержавия с рядом резких выпадов против «самодержцев» от Петра I до самого Александра; в 1818 записка против восстановления Польши — «Мнение русского гражданина»). Лит-ая деятельность К. является выражением психоидеологии среднепоместного дворянства в эпоху развития торгового и первых ростков промышленного капитализма. Соединение феодальной крепостной экономики с новыми буржуазно-капиталистическими воздействиями образует своеобразие жизненной судьбы К. и его творчества. К. воспитался в усадьбе. Однако новые буржуазно-капиталистические веяния выводят его за пределы усадьбы, заставляют сначала переехать в Москву, затем предпринять образовательную поездку по Европе. В московском кружке молодых «любословов», с к-рым сближается К., составляют «Историю коммерции». Сам К. вводит в русский яз. слово «промышленность», чем немало гордится впоследствии («это слово сделалось ныне обыкновенным: автор употребил его первый»); на обеде у английского консула провозглашает тост за «вечный мир и цветущую торговлю»; «ободрение купечества и промышленности» считает одной из важнейших задач правительственной власти. В своем личном бытии К. также выходит за рамки помещичьей экономики: к оброку, получаемому от крестьян, присоединяет в качестве «главных доходов» лит-ый заработок, занимается лит-рой как «ремеслом» («главным делом жизненным было марать бумагу для типографии»). Однако тут же сказывается помещичья природа К.: его тяготит  «принужденность» и «срочность» журнальной работы, заставляющие его сперва отказаться от издания «Московского журнала», несмотря на большой успех его в публике (понадобилось второе издание), а к концу жизни предпочесть крупным журнальным доходам (6 тыс. руб.) скромную пенсию в 2 тыс. руб., назначенную с целью «ободрить его в похвальном предприятии посвятить труды свои сочинению полной истории отечества». В своей лит-ой деятельности К. сознательно стремится выйти за пределы дворянской аудитории, с удовлетворением отмечает, что в числе «субскрибентов» (подписчиков) на его издания имеются и «купцы ростовские», и «просвещенные земледельцы» — крепостные гр. Шереметева. Вместе с тем лит-ое творчество К., обращаемое им ко «всей публике» (объявление об издании «Вестника Европы»), не только является выразительной манифестацией настроений и чувствований ограниченного слоя — среднего дворянства, — но и прямо направлено на служение социально-экономическим интересам последнего. Основная тенденция лит-ой деятельности К. — решительный разрыв со старой «классической» лит-рой, отвечавшей потребностям высшего крупнопоместного придворно-дворянского слоя.  Отрицательным образам «знатных бояр», «роскошных людей», «светских героев» (Эраст в «Бедной Лизе», «коварный князь» в «Юлии», «богатый и знатный граф» — герой «Моей исповеди») К. противопоставляет «братское общество провинциальных дворян», «среднее состояние» дворянства — «между изобилием и недостатком», «между знатностью и унижением», являющееся истинным носителем дворянской «чести», «благородства сердец», «благородной дворянской гордости». Любимый герой К. — «рыцарь нашего времени» — сын «русского коренного дворянина», «ни богатого, ни убогого», выросший в «маленькой деревеньке», в «сельской простоте» патриархальной дворянской усадьбы. В стремлении как можно резче оттолкнуться от старых лит-ых героев К. не останавливается даже перед тем, чтобы классическим «Августам», «знатным подлецам» демонстративно противопоставить назидательный образ «благодетельного» поселянина («пусть Вергилии прославляют Августов! Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я хочу хвалить Фрола Силина, простого поселянина»). В противовес старой героике классической лит-ры — героике воинских подвигов, славы, долга — К. выдвигает «приятность вольной страсти», «любовь к красавицам», не знающую никаких преград:  Иллюстрация: Илл. к «Письмам русского путешественника» Карамзина (нем. изд., Лейпциг, 1799—1802)  «любовь сильнее всего, святее всего, несказаннее всего» (характерно, что содержание «богатырской сказки» К. «Илья Муромец» составляет не описание подвигов богатыря, а любовный эпизод в сентиментальном вкусе; в романтической повести «Остров Борнгольм» поэтизируется «беззаконная» любовь брата к сестре и т. п.). Идеалом К. является не пышное и суетное светское придворное существование, а «чувствительность и покой сельского мирного крова». Не деятельность, а созерцание; не внешние события, а внутренняя жизнь «чувствительной души». Соответственно этому в центре творческого внимания К. стоят не предметы, а ощущения, не столько сама действительность, сколько переживание ее. В его повестях впервые возникает личность автора, не зависимая от предмета изложения (рассказчик в «Бедной Лизе» и в др.); он охотно прибегает к рассказу от первого лица в формах «исповеди», «писем». Описание европейских стран дано не само по себе, а сквозь восприятие их «путешественником», т. е. самим К.: «Вот зеркало души моей в течение осьмнадцати месяцев, — пишет он в послесловии к «Письмам», — загляну и увижу, каков я был, как думал и мечтал, а что человеку (между нами будь сказано) занимательнее самого себя». В своей лит-ой работе К. ощущает себя пионером, не имеющим никаких предшественников в русской лит-ре, вынужденным создавать на пустом месте: «Вознамерясь выйти на сцену, я не мог сыскать ни одного из русских сочинителей, к-рый был бы достоин подражания, и, отдавая всю справедливость красноречию Ломоносова, не упустил я заметить штиль его, вовсе не свойственный нашему веку». Искания «штиля, свойственного веку», ставили К. прежде всего перед проблемой образования нового яз. Отказ от искусственно-книжного, отвлеченно-торжественного, проникнутого «славянщиной» яз. «классиков», создание нового лит-ого яз., близкого живой разговорной речи, является одним из самых важных моментов лит-ой деятельности К. Однако, выводя лит-ый яз. за узкие пределы дворца, К. оставляет его в границах среднепоместной дворянской усадьбы. Подобно тому как лучшим гражданским состоянием К. считает состояние среднее «между знатностью и унижением», в своем творчестве он специально культивирует «средний стиль», в одинаковой степени чуждающийся как придворной «высокости», так и «грубой» простонародности (вместе с «протяжно парящими», «церковно-славянскими» словами изгоняются такие слова, как «парень», «пот» и т. п.). Наряду с классической лексикой К. отбрасывает и классический синтаксис, заменяя тяжеловесные латинско-немецкие конструкции сжато-ясной, симметрично построенной фразой французского типа. Стремление сблизить лит-ый яз. с разговорной речью заставляет К., пренебрегая традициями классической лит-ры, писать по преимуществу прозой. В стихах он равным образом обнаруживает  характерное тяготение к «белому стиху», одним из первых вводя его в русскую лит-ру. В противовес композиционной и языковой «нескладице» многотомных классических романов XVIII в. излюбленным жанром К. является жанр короткой новеллы — «чувствительной повести». Пользовавшаяся особенным успехом среди современников, вызвавшая огромное число подражаний, «чувствительная повесть» К. сконцентрировала в себе все особенности его стилевой манеры, выросшей в полной мере на основе социального бытия среднепоместного дворянства конца XVIII и начала XIX в. Возвращенное жалованной грамотой 1762 в свои поместья, дворянство испытывало потребность воспользоваться плодами многовековых усилий класса, после героики военных служб и походов насладиться мирной деревенской идиллией «в объятиях натуры». Пугачевское движение обнаружило всю непрочность этой идиллии, наглядно показав, как тонок слой, отделяющий крепостную «Аркадию» от зияющей под ней бездны. Еще резче это демонстрировала революция 1789. Из всех потрясений жизни К. французская революция была сильнейшим. О чем бы ни писал он в девяностые годы, мысль его неуклонно обращается к «ужасным происшествиям Европы». Революция превращает К. из республиканца в заядлого монархиста, из космополита, «всечеловека» — в русского патриота, стремящегося к себе домой, «на свою родину», «с тем, чтобы уже никогда не расставаться с ее мирными пенатами». «Гром грянул во Франции... мы видели издали ужасы пожара, и всякой из нас возвратился домой благодарить небо за целость крова нашего и быть рассудительным». Однако и под мирным деревенским кровом и «в сельских кущах» призрак «всемирного мятежа», «грозных бурь нашего времени» продолжает «волновать всю душу» Карамзина. Новое содержание требовало себе новых форм. По наблюдениям новейших исследователей «чувствительная повесть» лексически связана с идиллией, с пасторалью. В то же время идиллическая, пасторальная лексика сочетается в ней с прямо противоположным идиллии драматизмом сюжета («Бедная Лиза», ранняя повесть К. «Евгений и Юлия» и другие. Идиллией является и повесть «Наталья, боярская дочь», но действие последней отнесено Карамзиным в давно прошедшие времена). Стремление к идиллии и ее невозможность, недостижимость кладут на «чувствительную повесть» ту «печать меланхолии», которая составляет характернейшую особенность всего творчества Карамзина. Эта «меланхолия» обусловлена не только непрочностью настоящего и опасениями за будущее, но и тоской о прошлом. На фоне ветхой, разрушающейся деревенской усадьбы Карамзин сетует об упадке дворянского «духа», дворянской «твердости», «обращая нежный взор на прошедшее», с грустью вспоминая о блаженных  феодальных временах, когда дворяне «жили в деревенских замках своих, как маленькие царьки» («Лиодор»). Этой тоской о прошлом объясняется и тяготение К. к историческим сюжетам (исторические повести, «История государства российского»). Упадочнические настроения свойственны и лирике К. В противовес «одическому вздорословию» — победной классической оде — основным лирическим жанром К. является элегия. Меланхолическому лирику К. «сумерки милее ясных дней», его «пленяют закатные часы», «когда светило дня на небе угасает»; «приятнее всего» ему «не шумная весны любезная веселость, не лета пышного роскошный блеск и зрелость, но осень бледная, когда, изнемогая и томною рукой венок свой обрывая, она кончины ждет» («Меланхолия», 1800). Однако К. не только грустит об увядании и грядущей гибели, но и пытается бороться с нею. «Аристократы, вы доказываете, что вам надобно быть сильными и богатыми в утешение слабых и бедных, но сделайте же для них слабость и бедность наслаждением! Ничего нельзя доказать против чувства: нельзя уверить голодного в пользе голода. Дайте нам чувство, а не теорию. Речи и книги Аристократов убеждают Аристократов, а другие, смотря на их великолепие, скрежещут зубами, но молчат или не действуют, пока обузданы силой».  Иллюстрация: М. Добужинский. Иллюстрация к «Бедной Лизе» Карамзина [1921]  Основной пафос творчества К. — нелегкая задача сохранить основанный на эксплоатации крепостнический строй и в то же время сделать этот строй «наслаждением» для самих  эксплоатируемых, доказать, что отношения между помещиком и крестьянами могут быть основаны на началах не силы, а гуманной «чувствительности». «Крепостничество есть зло», полагал К., но тем не менее считал, что «во всяком состоянии человек может найти розы удовольствия». «Крестьянин в своей тесной смрадной избе счастлив больше, чем молодой вельможа, к-рый истощает все хитрости роскоши для того, чтобы менее скучать в жизни» («Разговор о щастии»). Из всех состояний сам К. выбрал бы охотнее всего «самое ближайшее к природе» — состояние земледельца (правда, автор тут же оговаривается, что «по теперешнему учреждению гражданских обществ самым лучшим» является для него состояние, к к-рому он принадлежит — среднепоместного дворянина). В своих «чувствительных повестях» он рисует вместо «скрежещущих зубами», сдерживаемых только силой рабов столь «приятные» воображению «доброго помещика», «барина-отца», образы кротких и чувствительных поселянок и поселян («Бедная Лиза», написанная в доказательство того, что «и крестьянки чувствовать умеют»; «Нежность дружбы в низком состоянии»; «Фрол Силин» и др.). Тем же стремлением выработать защитное средство против революции продиктовано и основное дело жизни К. — его «История государства российского». В лагере крайних консерваторов лит-ая деятельность К. была воспринята как потрясение не только всех лит-ых, но и политических основ. В 1809 один из современников доносил по начальству, что сочинения К. «исполнены вольнодумческого и якобинского яда... К. превозносят, боготворят. Во всем университете, в пансионе читают, знают наизусть... не хвалить его сочинения, а надобно бы их сжечь». В 1803 против К. резко выступил известный А. С. Шишков («Рассуждение о старом и новом слоге»), образовавший для борьбы с карамзинской языковой реформой специальное о-во «Беседа любителей русского слова». Сам К. не принимал участия в разгоревшейся борьбе, но за него вступились как его последователи, писатели-сентименталисты, так, в особенности, лит-ая молодежь — Жуковский, Батюшков, кн. Вяземский, объединившиеся в противовес «Беседе» в лит-ый кружок «Арзамас» (см.), к к-рому примкнул и юноша Пушкин. Пушкин, к-рый начал свою деятельность в качестве младшего карамзиниста, до конца и с величайшим художественным блеском развернул все прогрессивные тенденции, заключавшиеся в творчестве К., сохранив за последним только историческое значение. Библиография: I. История государства российского, изд. 2-е Сленина, 12 тт., СПБ., 1819—1824; то же, изд. 5-е Эйнерлинга, 3 тт., заключающих в себе 12 кн. (оба изд. с приложен. «Ключа» П. Строева), СПБ., 1842—1844; Переводы, тт. I—IX, изд. 3-е, СПБ., 1835; Сочин., тт. I—III, изд. 5-е А. Смирдина, СПБ., 1848; Избр. сочин. под ред. Льва Поливанова, ч. 1 (последующие не вышли), М., 1884; Русская поэзия, под ред. С. А. Венгерова, вып. VII, СПБ., 1901; Записка о древней и новой России, под ред. В. В. Сиповского,  СПБ., 1914; Сочин., т. I (стихотворения), изд. Академии наук, П., 1917 (изд. остановилось на т. I); Бедная Лиза, с рис. М. Добужинского, изд. «Аквилон», П., 1921; Бедная Лиза (поясн. ст. и примеч. Н. Балаева), Гиз, М., 1930; Неизд. сочин. и переписка, ч. 1, СПБ., 1862; Письма к И. И. Дмитриеву, СПБ., 1866; Письма к П. А. Вяземскому, 1810—1826, сб. «Старина и новизна», кн. 1, СПБ., 1897; Переписка с Лафатером, «Сб. II отд. Академии наук», т. LIV; Из бумаг Карамзина, сб. «Старина и новизна», кн. 2, СПБ., 1898. II. Белинский В., Литературные мечтания, Соч. Александра Пушкина (см. Собр. сочин.); Погодин М., Н. М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников, ч. 1—2, М., 1866; Сиповский В. В., Н. М. Карамзин, автор «Писем русского путешественника», СПБ., 1899; Сиповский В. В., Очерки по истории русского романа, т. I, вып. I и II (о повестях К.); Карамзин в Остафьеве, М., 1911; Яцимирский А. И., Карамзин, «История русской литературы XIX в.», изд. т-ва «Мир», т. I, М., 1916; там же, ст. П. Н. Сакулина, Литературные течения эпохи; Рожков Н., Тридцатые годы, «Современный мир», 1916, № 12; Фирсов Н., Н. М. Карамзин, «Исторические характеристики и эскизы», т. II, Казань, 1922; Плотников И., «Бедная Лиза» как типическое произведение сентиментального стиля, «Родной язык в школе», 1923, кн. II; Эйхенбаум Б. М., Карамзин, «Сквозь литературу», Л., 1924; Скипина К., Чувствительная повесть, и Роболи Т., Литература путешествий, сб. «Русская проза», под ред. Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова, Л., 1926; Маслов В. И., Оссианизм Карамзина, Прилуки, 1928; Сакулин П. Н., Горбачев Г., Капитализм и русская литература, изд. 3-е, М. — Л., 1930; Русская литература, ч. 2, М., 1929 (см. по указателю). III. Пономарев С., Материалы для библиографии литературы о Н. М. Карамзине, СПБ., 1883; Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX столетие включительно, ч. 2, СПБ., 1902; Венгеров С. А., Источники словаря русских писателей, т. II, СПБ., 1910; Пиксанов Н. К., Два века русской литературы, изд. 2-е, Гиз, М., 1924, стр. 28, 33, 36, 45, 57, 77 (разработка тем: Карамзин-лирик; Карамзин-новеллист; Карамзинская реформа литературного языка и др.); Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Л., 1924. Д. Благой... смотреть

КАРАМЗИН

КАРАМЗИН Николай Михайлович [ 1(12) дек. 1766 – 22 мая (3 июня) 1826 ] – рус. писатель и историк, в философии – идеалист. Сын симбирского помещика. ... смотреть

КАРАМЗИН

Николай Михайлович (1.XII.1766 - 22.V.1826) - рус. писатель, публицист и историк. Сын помещика Симбирской губ. С 1784 жил в Москве, где сблизился с мас... смотреть

КАРАМЗИН

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1(12).12.1766, с. Михайловка Бузулукского у. Оренбург. губ., — 22.5(3.6).1826, Петербург) — рус. писатель, критик, перевод... смотреть

КАРАМЗИН

КАРАМЗИНВыдающийся русский историк и писатель производил свой род от крещеного татарина по имени Карамурза. Карамурзин преобразовалось в Карамзин.... смотреть

КАРАМЗИН

Карамзин, Николай Михайлович (1766 - 1821) - русский писатель и историк. В начале 90-х годов XVIII столетия Карамзин начал издавать "Московский Журнал", сыгравший большую роль в развитии литературных интересов и вкусов русского образованного общества того времени. Этот журнал почти целиком заполнялся произведениями Карамзина. Здесь были помещены "Письма русского путешественника" - путевые впечатления из поездки Карамзина по Германии, Швейцарии, Франции и Англии. "Письма" содержат много описаний природы и большой материал для характеристики культурной жизни европейских стран. Глубокое преклонение перед западной культурой, которым проникнуты "Письма", имело большое воспитательное значение для того времени. В том же журнале были помещены и две повести Карамзина "Бедная Лиза" и "Наталья, боярская дочь", в которых очень ярко отразилось господствовавшее тогда на Западе сентиментальное направление в литературе. "Бедная Лиза" имела огромный успех и вызвала много литературных откликов и подражаний. В этой повести, несмотря на всю условность ее образов, было некоторое приближение к жизненной правде, произведшее сильное впечатление на читателей. Наибольшая заслуга Карамзина заключается в проведенной им реформе литературного языка. Он освободил русский литературный язык от славянизмов и длинных периодов латинско-немецкой конструкции, приблизил его к разговорному и оживил большим количеством новых слов и выражений, отчасти созданных им самим, отчасти перенесенных им из старинных литературных памятников, которые ему приходилось изучать в качестве историка. Общественные взгляды Карамзина отличаются большими противоречиями, свойственными большинству образованных русских людей его времени. Увлечение свободолюбивой проповедью Руссо соединялось у Карамзина с довольно откровенным крепостничеством.<br>... смотреть

КАРАМЗИН

Фамилия великого русского историка имеет тюркскую основу, происходящую, вероятно, из крымско-татарского языка; эта основа имеет вид qara mirza, в которой quara – "черный" (слово кара в значении "черный" присутствует, кстати, во многих географических названиях тюркского происхождения: залив Кара-Богаз-Гол на Каспии, пустыня Каракумы в Туркмении и во многих других, а также в ряде слов – каракули, каракурт и т. д.), mirza – титул человека знатного происхождения (нам это слово более знакомо по форме мурза – так в татарских государствах называли представителей феодальной знати).... смотреть

КАРАМЗИН

Карамзин сущ.муж.одуш. (2) ед.им. Карамзин бы заплакал, Жуковский стукнул бы чашей в чашуПут2. ед.дат. Благодарю вас за письма к Н. М. КарамзинуПс53... смотреть

КАРАМЗИН

Николай Михайлович (1766 - 1826), рос. писатель, историк, критик. Учился в Москве в частном пансионе, посещал лекции в Моск. ун-те. С сер. 90-х гг. нач... смотреть

КАРАМЗИН

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1766-1826), российский историк, писатель, почетный член Петербургской АН (1818). Создатель "Истории государства Российского" (т. 1-12, 1816-29), одного из значительных трудов в Российской историографии. Основоположник русского сентиментализма ("Письма русского путешественника", "Бедная Лиза" и др.). Редактор "Московского журнала" (1791-92) и "Вестника Европы" (1802-03).<br><br><br>... смотреть

КАРАМЗИН

- Николай Михайлович (1766-1826) - российский историк, писатель,почетный член Петербургской АН (1818). Создатель ""Истории государстваРоссийского"" (т. 1-12, 1816-29), одного из значительных трудов вРоссийской историографии. Основоположник русского сентиментализма (""Письмарусского путешественника"", ""Бедная Лиза"" и др.). Редактор ""Московскогожурнала"" (1791-92) и ""Вестника Европы"" (1802-03).... смотреть

КАРАМЗИН

Николай Михайлович (1766-1826)писатель, публицист и историк. Автор 12-томной "Истории государства Российского" и ряда литературных произведений.

КАРАМЗИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

Карамзин, Александр Николаевич (1816 — 1888) — писательПсевдонимы: Лаголов, А. — доп.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, у... смотреть

КАРАМЗИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

(18.08.1850— незадолго до 6[19].10.1927), естествоиспытатель, метеоролог, общественный деятель, член правой группы Государственного Совета, член Совета Русского Собрания. Родился в г. Сызрани в семье потомственных дворян. Состоял в родстве с известным историком и писателем Н. М. Карамзиным, приходившимся ему двоюродным дедом. Окончил нижегородскую гимназию и Горный ин-т (1874) со званием горного инженера 1-го разряда. Службу начал в каменноугольных рудниках в земле Войска Донского на железоделательном и механическом Воткинском заводе. В 1879 вышел в отставку и поселился в родовом имении КАРАМЗИН А. Н. 239 в с. Полибине. Крупный землевладелец (5229 десятин в Бугурусланском у.). Занялся сельским хозяйством и начал службу на общественных выборных должностях. В 1876 был избран уездным гласным Бугурусланского уездного земского собрания, а в 1882 — Самарского губернского собрания. Почетный мировой судья. Во всех этих должностях состоял до 1907 включительно, отказавшись от них вследствие избрания его Самарским губ. земским собранием членом Гос. Совета. В 1889–1892 председатель Бугурусланской уездной земской управы; в 1896–1905 три трехлетия подряд избирался уездным предводителем дворянства. Член Императорского Московского общества естествоиспытателей, Императорского географического общества, корреспондент Николаевской Главной физической обсерватории, почетный член попечительства общества трезвости и др. обществ. Занимался научными исследованиями: в 1882 устроил в Самарской губ. метеорологическую станцию; исследовал местные виды птиц. После революции эмигрировал, скончался в Харбине. Соч.: О температуре воздуха в селе Полибино. СПб., 1894; Что нужно русским полям? О мерах к поднятию благосостояния помещиков и крестьян. СПб., 1909; Климат Бугурусланского уезда Самарской губернии. Самара 1912; Лесоразведение в с. Полибине Бугурусланского уезда Самарской губернии. СПб., 1913 и др. Лит.: Афанасьев Н. И. Современники. Альбом биографий. Т. 2. СПб., 1910; Государственный совет. 1906–1908. СПб., 1907; Незабытые могилы. Российское зарубежье: Некрологи 1917–1977. Т. 3. М., 2001. Арх.: РГИА. Ф. 1162. Оп. 6. Д. 709. А. Иванов... смотреть

КАРАМЗИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

- сын историографа (1816 - 1888). 8-ми лет написал сказку, которую Жуковский напечатал тогда в виде маленькой брошюры, с соблюдением правописания. В предисловии Жуковский остроумно придал сказочке шуточную важность. Служил в гвардии. Писал стихи, которые помещал в *Современнике*, 1843 г. и в *Отечественных Записках*, 1839 г. Отдельно напечатан *Борис Ульин* (повесть в стихах, Санкт-Петербург, 1839). Ср. *Русская Старина* (том XI); *Новое Время* (1888, № 4456). См. также статьи: Даргомыжский Александр Сергеевич ; Николай I ; Россия, разд. История Малороссии .... смотреть

КАРАМЗИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

Карамзин (Александр Николаевич) - сын историографа (1816 - 1888). 8-ми лет написал сказку, которую Жуковский напечатал тогда в виде маленькой брошюры, с соблюдением правописания. В предисловии Жуковский остроумно придал сказочке шуточную важность. Служил в гвардии. Писал стихи, которые помещал в "Современнике", 1843 г. и в "Отечественных Записках", 1839 г. Отдельно напечатан "Борис Ульин" (повесть в стихах, Санкт-Петербург, 1839). Ср. "Русская Старина" (том XI); "Новое Время" (1888, № 4456).<br>... смотреть

КАРАМЗИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

Карамзин Александр Николаевич — сын историографа (1816-1888). 8-ми лет написал сказку, которую Жуковский напечатал тогда в виде маленькой брошюры, с соблюдением правописания. В предисловии Жуковский остроумно придал сказочке шуточную важность. Служил в гвардии. Писал стихи, которые помещал в "Современнике" 1843 г. и в "Отечественных записках" 1839 г. Отдельно напечатан "Борис Ульин" (повесть в стихах, СПб., 1839). Ср. "Русская старина" (т. XI); "Новое время" (1888, № 4456).<br><br><br>... смотреть

КАРАМЗИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

сын историографа (1816-1888). 8-ми лет написал сказку, которую Жуковский напечатал тогда в виде маленькой брошюры, с соблюдением правописания. В предис... смотреть

КАРАМЗИН БОРИС НИКОЛАЕВИЧ

Карамзин, Борис Николаевич — журналист, сотр. ульяновских изданий 1920-х гг., автор кн. «ЗАГС» (Ульяновск, 1927)Псевдонимы: БекарИсточники:• Масанов И... смотреть

КАРАМЗИН НИК. МИХ.

(1766-1826) - писатель, публицист, историк. Род. в дер. Карамзинке (Знаменское) Симбирской губ. Обучался в Моск. пансионе проф. Шадена, а с 15 лет в СПб. в Преображенском гв. полку, откуда вышел в отставку поручиком в 17 лет. С 1784 жил в Москве, занимался пер., сотрудничал в ж. Н. И. Новикова "Детское чтение для сердца и разума". Здесь он и сблизился с масонами и их главой Н. И. Новиковым, входил в их "Дружеское об-во", но в 1789 расстался с ними и отправился в путешествие за границу. За полтора года (май 1789 - сент. 1790) он посетил Ригу, Кенигсберг, Берлин, Дрезден, Веймар, Цюрих, Женеву, Париж и Лондон. Результатом путешествия стали "Письма русского путешественника", изд. в осн. К. "Московском журнале" (1791-92). Этот ж. К. стал трибуной рус. сентиментализма. К. публикует в нем свои знаменитые произв. - "Бедная Лиза" и "Наталья, боярская дочь". В 1793-94 К. издавал альм. "Аглая", в к-ром печатались его ст., в т. ч. "Остров Борнгольм". В 1802-03 К. издает лучший в то время лит.-полит. ж. "Вестник Европы". В 1803 оставляет прозу, поэзию и журналистику и приступает к созданию "Истории государства Российского". Александр I назначает К. историографом, ему был определен пенсион. Последующие 23 года занимался написанием гл. тр. - "Истории государства Российского". В 1818 вышли 8 томов "Истории", разошедшиеся за мес. небывалым для того времени тиражом - 3000 экз., 9-й том вышел в 1821, 10-й и 11-й - в 1824, а 12-й, неоконч. (заканчивается событиями 1611), - после смерти автора, в 1829. <p class="tab">В 1811 К. представляет Александру I "Записку о древней и новой России", в к-рой проследил ист. развитие гос-ва от 9 до 19 в., причем осн. внимание было уделено последнему столетию, начиная с Петра Великого. К. обвинил Петра I в нарушении естеств. движения истории России, в "повреждении нравов". Автор подверг резкой критике внеш. и внутр. политику Александра I. "Записка" попала в разряд запрещенной лит-ры и была опубл. только в 1870 в ж. "Русский архив". К. отвергал отмену крепостного права, выступал против реформаторской деят-ности М. М. Сперанского, был сторонником просвещенного самодержавия. К. отрицат. относился к насильств. захвату власти, поэтому не принял Вел. франц. рев-цию и восстание декабристов 14 дек. 1825. В 1816 переехал в Петербург, летом проживал на даче в Царском Селе, где общался с А. С. Пушкиным и оказал большое влияние на формирование мировоззрения молодого поэта. В янв. 1826 заболел чахоткой и в мае умер. </p><p class="tab">Соч.: Письма русского путешественника. М., 1988; История государства Российского. В 12 т. М., 1989.</p>... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАИЛОВИЧ

(1766-1826), историк, писатель, почетный член Петербургской АН (1818). Автор Записки о древней и новой России... (1811), в которой выступил против реформ М. М. Сперанского. Создатель Истории государства Российского (т. 1-12, 1816-1829) первого обобщающего труда по истории России. Редактор Московского журнала (1791-92) и Вестника Европы (1802-03).... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1766 — 1826) Русский писатель, историк. Автор знаменитого труда «История государства Российского», книги «Письма русского путешественника», сентимент... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1(12).XII.1766, с. Михайловка Бузулукск. у. Самарск. губ. — 22.V.(3.VI).1826, Петербург) — писатель, поэт, переводчик, публицист, историк, чл. Росс. Академии (1818), «Историограф Российской империи» (1803). К. сыграл огромную роль в развитии рус. лит-ры и рус. лит. яз., в истории рус. культуры вообще, в истории рус. ист. науки. В каждой из этих обл. своей деятельности К. был зачинателем новых направлений. Большое значение в развитии рус. лит-ры (к сер. 90-х XVIII в. К. стал главой рус. сентиментализма) имели такие произведения К., как «Бедная Лиза», «Письма русского путешественника», «Остров Борнгольм», «Марфа-посадница». И все же главная заслуга К. перед рус. культурой, обессмертившая его имя, — это его многотомный труд «История государства Российского» (далее — ИГР), которым он занимался с нач. 1804 по день своей смерти. Для широкого круга читателей эта книга привлекательна как яркий, эмоц. рассказ о рус. истории, для историков непреходящую науч. ценность имеет раздел примеч., в котором обильно отражены самые разнообразные источники, в ряде случаев утерянные впоследствии и документально зафиксир. только здесь. Уже сам факт обращения К. к С. имеет большое значение для изучения этого памятника. Интерес К. к С. проявился задолго до начала его работы над ИГР, но особое внимание ему он уделил именно в ней.<p class="text10k">К., еще до выхода в свет Перв. изд. С., обратил внимание на этот лит. памятник всех, кто интересовался историей европ. культуры. В 1797 в октябр. номере гамбургск. ж. «Spectateur du Nord» он опубликовал на франц. яз. письмо, подпис. инициалами NN, «О русской литературе», в котором, в частности, писал: «Два года тому назад в наших архивах был обнаружен отрывок из поэмы под названием Песнь воинам Игоря («Die Chant des guerriers d’Igor»)». Трудно сказать — основано это сообщение на знакомстве К. с рукописью С. или же с распространявш. рукописными списками кон. XVIII в. перевода С. Во всяком случае, бесспорна связь письма К. с этим переводом: в двух из дошедших до нас трех списков перевода С. кон. XVIII в. упоминается имя К., и, кроме того, только в этом письме К. называет С. «песнью воинам Игоря», что очень близко к заглавию перевода кон. XVIII в.: «Песнь полку Игореву». Во всех более поздних обращениях К. к С. он именует его, в соответствии с древнерус. заглавием, «Словом о полку Игореве».</p><p class="text10k">В письме 1797 К. дает самую общую характеристику С. Увлекаясь в это время <i>Оссианом</i>, который тогда еще воспринимался как подлинный поэт древности, К. сравнивает С. с его «прекраснейшими произведениями», говорит, что имя творца С. неизвестно и что в С. упомянут предшественник автора С. — <i>Боян</i>. Из этого К. делает заключение, что уже до автора С., написавшего свое произведение в XII в., «в России были великие поэты, творения которых поглощены временем». В «Пантеоне российских авторов» (1801) К. в самом</p><p><span class="page">15</span></p><p class="text10">начале книги поместил стилизов. изображение Бояна, повторив то, что он сказал о нем в своем письме 1797: о том, что неизвестно время его жизни и содержание его творений.</p><p class="text10k">Мемуарная лит-ра свидетельствует, что К. пристально интересовался рукописью С., сравнивал текст ее с текстом Перв. изд., изучал состав рукописного сб., в который входило С. Согласно сообщенным <i>Н. Полевым</i> заметкам о С. <i>Р. Ф. Тимковского</i>, которые были переданы Полевому его братом — В. Ф. Тимковским, известны следующие сведения К. о С. По сообщению <i>К. Ф. Калайдовича</i>, К. полагал, что рукопись С. «писана не в конце XVI и не в начале XV века, но в исходе сего столетия» (<i>Полевой</i>. Любопытные замечания... С. 17). Анализируя смысл этих слов, <i>Е. В. Барсов</i> в свое время писал: «Ревнители мнения Мусина-Пушкина, относящие рукопись к концу XIV или к началу XV в., напрасно ссылаются на свидетельство Карамзина. Стоит только внимательнее вникнуть в смысл его слов, и тогда окажется, что он скорее стоит на стороне тех, кои относят ее к XVI в.» (<i>Барсов</i>. Слово. Т. 1. С. 48). Барсов обратил внимание на иное, чем в Перв. изд., прочтение К. слов «с<font class="old">ѣ</font>чи» вм. «в<font class="old">ѣ</font>чи» и «по с<font class="old">ѣ</font>ч<font class="old">ѣ</font> я» вм. «повел<font class="old">ѣ</font>я», что свидетельствует о сходстве в написании букв «в» и «с» в рукописи и убеждает в более позднем времени рукописи С., чем XIV или XV в.</p><p class="text10k">К. сравнивал Перв. изд. с рукописью С. и отмечал, что оно напечатано «со всею точностью ... против подлинника, выключая слов в<font class="old">ѣ</font>чи Трояни, вместо которых в подлиннике стоят с<font class="old">ѣ</font>чи Трояни. Касательно же поставленного в скобке слова Олега, на стр. 6, то это учинено для большей ясности речи» (<i>Полевой</i>. Любопытные замечания... С. 20). К. одним из первых обратил внимание на стилистич. сходство («по языку и выражениям») С. с Галицко-Волынской летописью. По мнению К., С. создано в Новгород-Северском княжестве. В опубл. Полевым материалах приводится ряд высказываний К. комментат. характера. Граф С. П. Румянцев, скептически относившийся к вопросу о древности С., недоумевал: как Игорь в 1185 мог поклоняться иконе Богородицы <i>Пирогощей</i>, если «образ Богоматери, привезенный (купцом. — <i>Л. Д.</i>) Пирогощею, в 1160 году перенесен был из Киева во Владимир (как сказано в примечании издателей)» (С. 19.). К. на это заметил, что «все сомнение графа произошло от смешения двух различных икон, Пирогощей и писанной Евангелистом Лукою, коей перенесение из Киева должно, действительно, полагать в 1160 году» (Там же). К. толковал слово «харалужный» как «булатный», а «тлековина значит раковина, от слова: тлекот, которое значит „устрица“» (С. 20). По словам К., «Дудутки ... есть местечко вблизи Новагорода Великого» (Там же) и др.</p><p class="text10k">В ИГР К. подробно излагает события Игорева похода по данным летописных повестей; в нескольких случаях, при рассмотрении смысла тех или иных слов и выражений, он привлекает данные С.; в 3-м т. ИГР, в заключит., обзорной, 7-й главе «Состояние России с XI до XIII века», в разделе «Поэзия», К. дает общую характеристику С. и помещает свой перевод-пересказ памятника. Передавая развитие сюжета своими словами, он попутно приводит перевод отдельных мест С. Перевод К., хотя текст его не разделен на мерные строки, носит ритмич. характер.</p><p class="text10k">К полагал, что С. было написано в кон. XII в. «без сомнения мирянином, ибо монах не дозволил бы себе говорить о богах языческих</p><p><span class="page">16</span></p><p class="text10">и приписывать им действия естественные» (Т. 3. Гл. 7. С. 131. Здесь и далее ссылки даются по репринтному воспроизведению 1988 5-го изд. ИГР в изд. Эйнерлинга — 1842—44). Он считает С. в поэтич. отношении подражанием «древнейшим русским сказкам о делах князей и богатырей» (Там же), т. е. произведением эпическим. К. называет С. «в своем роде единственным для нас творением» (С. 132), так как большинство письм. памятников древности невозвратно погибло в веках. В 272-м примеч. в 3-м т. К., останавливаясь на составе <i>Мусин-Пушкинского сборника</i> со С., приводит начало <i>Повести об Акире</i> и отдельные выписки из <i>Девгениева деяния</i> (С. 106—107).</p><p class="text10k">В ИГР К. приведено в общей сложности 17 выписок из древнерус. текста С., в которых зафиксировано, исключая повторяющиеся, немногим более 200 слов. В 36 случаях у К. написания отличаются от Перв. изд. Часть из них отражает более правильное осмысление текста (напр., «у Римъ» вм. «Уримъ»), часть отражает иные принципы передачи древнерус. текстов (напр., «св.» вм. «свят<font class="old">ѣ</font>й», «Святославъ» вм. «Святславъ»), часть — сокращения или механич. пропуски К. (напр., вм. «на храбрыя плъкы» — «на полкы», вм. «а мои ти куряни» — «а мои Куряне»). Анализ этих выписок, с учетом того, как цитирует К. древнерус. тексты в др. случаях, поддающ. проверке, дает основание считать, что выписки К. могут более точно воспроизводить древнерус. оригинал С. лишь в 13 случаях («полкы» вм. «плъкы»; «Святоплкъ» вм. «Святоплъкь»; «Кыеву» вм. «Кіеву»; «Володимеръ» вм. «Володимиръ»; «по р<font class="old">ѣ</font>зани» вм. «по резан<font class="old">ѣ</font>»; «Осмомысле» вм. «Осмомысл<font class="old">ѣ</font>»; «плъкы» вм. «плъки»; «затвори къ Дунаю» вм. «затвори въ Дунаю»; «бремены» вм. «времены»; «Кыеву» вм. «Кіеву»; «повръгоша» вм. «повръгоща»; «харулужныи» вм. «харалужныи»; «с<font class="old">ѣ</font>чи Трояни» вм. «в<font class="old">ѣ</font>чи Трояни»). К этим написаниям должно быть добавлено указание об отсутствии в древнерус. тексте поставленного издателями имени Олега в скобках. Все имеющиеся у К. выписки из С. учитываются в совр. науч. изд. древнерус. текста памятника и приводятся в подстрочном аппарате наряду с чтениями <i>Екатерининской копии</i> и выписками <i>А. Ф. Малиновского</i>, хотя полной уверенности в том, что выписки делались К. из рукописи С., а не по Перв. изд., у нас нет. Можно предполагать, что в основном при работе над ИГР К. обращался к Перв. изд., но одноврем. мог пользоваться и какими-то собств. выписками из рукописи.</p><p class="text10k">Несмотря на самостоятельность своей точки зрения на С. и полемику в ряде случаев с первыми издателями (собств. конъектуры К.), К. в определенной степени испытал на себе их влияние. Первые издатели неверно прочли и истолковали слово оригинала «<i>кмети</i>» в характеристике Всеволодом Святославичем воинов курян. Они разделили его на два слова «къ мети» и следующим образом перевели этот отрывок: «Мои Курчане в цель стрелять знающи». В 1-м изд. ИГР К., следуя за первоиздателями С., передавал этот текст в своем переводе-пересказе так: «Всеволод изображает своих мужественных витязей: „Они метки в стрелянии, под звуком труб повиты...“» (ИГР. 1-е изд. Т. 3. С. 214). Но уже во 2-м изд. ИГР в соответств. месте читаем: «Всеволод изображает своих мужественных витязей: „Они под звуком труб повиты...“» (ИГР. 2-е изд. Т. 3. С. 219—220), а в перераб. во 2-м изд. 263-м примеч. К. пишет: «Всеволод, хваля свою Курскую дружину, говорит (Слово о полку Игореве, стр. 8): „а мои Куряни св<font class="old">ѣ</font>доми къмети“: кметями</p><p><span class="page">17</span></p><p class="text10">назывались слуги и дружина». Влияние на К. Перв. изд. можно видеть и в др. местах его перевода-пересказа. В Перв. изд. слово «звенить» во фразе «звенить слава въ Кыев<font class="old">ѣ</font>» передается словом «гремит». К. тоже заменяет слово «звенит» на «гремит». Фраза оригинала «стоять стязи въ Путивл<font class="old">ѣ</font>» в Перв. изд. переводится: «развевают знамена в Путивле». К. так пересказывает это место: «знамена развеваются в Путивле».</p><p class="text10k">Поправки и уточнения К. первоиздателей С. даются им в ряде случаев с прямыми ссылками на Перв. изд. Напр.: «В Слове о полку Игореве (стр. 28) сказано: „была бы чага по ногат<font class="old">ѣ</font>, а Кощей по р<font class="old">ѣ</font>зани“, то есть: пленницы, жены варваров, продавались бы по ногате, а отроки их по резани. Издатели не разумели слова чага, ни Кощея, приняв их за собственные имена» (Примеч. 420 в т. 2. С. 169). Еще чаще полемика с первыми издателями подразумевается в высказываниях К. без ссылки на них. Напр., первые издатели неверно прочли и перевели отрывок С. «Се Уримъ кричать подъ саблями Половецкыми»: «Уже кричит Урим под саблями Половецкими»; они считали, что «Урим» — имя собств.: «один из воевод или из союзников князя Игоря в сем сражении участвовавший» (Примеч. «в» на с. 27 Перв. изд.). К. в ИГР писал: «В Слове о полку Игореве сказано: „се у Римъ (Ромена?) кричать подъ саблями Половецкыми, а Володимеръ (Переяславский) подъ ранами“; т. е. Половцы рубили жителей Роменских саблями, а раненный Владимир не мог помочь им» (Примеч. 72 т. 3. С. 33). К. предлагает внести конъектуру во фразу «Съ тоя же Каялы Святоплъкь повел<font class="old">ѣ</font>я отца своего...». Он писал по этому поводу: «О смерти Изяслава I сочинитель говорит (С. 16): „съ тоя же Каялы Святополкъ (или Михаил, сын Изяславов) по с<font class="old">ѣ</font>ч<font class="old">ѣ</font> я отца своего междю угоръскими иноходцы ко Св. Софии къ Кыеву“. Издатели не угадали истинного смысла сей речи, где есть описка: „по вел<font class="old">ѣ</font> я“ вместо „по с<font class="old">ѣ</font>ч<font class="old">ѣ</font> я“, то есть взял» (Примеч. 268 в 3 т. С. 106). Он вносит поправки в ист. комм. первых издателей. Так, напр., к фразе «А ты, буй Романе, и Мстиславе» в Перв. изд. дается примеч., из которого следует, что это родные братья, сыновья Ростислава Мстиславича, что неверно. К. пишет по этому поводу: «Издатели несправедливо думали, что сей Роман и Мстислав были сыновья великого князя Ростислава. Роман Ростиславич умер около 1175 года ... а Мстислав, брат его, — в 1180, июня 14 ... следственно, автор современный не мог в 1185 году звать их на половцев. Здесь речь о Романе Мстиславиче Волынском или Владимирском (который сделался после Галицким) и двоюродном брате его, Мстиславе, сыне Ярослава Луцкого» (Примеч. 266 в т. 3. С. 105).</p><p class="text10k">В ряде случаев К. высказывает свои комментат. замечания к тексту С. Он отмечает, что <i>Святослав Киевский</i> не мог называть вассальных князей «господами» или «государями» (за этими наблюдениями скрыт вопрос о границах <i>Золотого слова</i> Святослава); <i>Осмомысл</i> — «в том смысле, кажется, что его один ум заменял восемь умов» (Примеч. 267 в т. 3. С. 105); <i>Каяла</i>, по мнению К., — река Кагальник; во фразе «в море истопоша» имеется в виду Азовское море и т. д.</p><p class="text10k">К. отмечает случаи отражения С. в др. памятниках древнерус. письменности. Приведя приписку к Апостолу 1307, он замечает, что «такие же точно выражения находим в Слове о полку Игореве» (Примеч. 227 в т. 4. С. 94); он говорит, что «пиитическое изображение Куликовской битвы» «многими чертами напоминает Слово о</p><p><span class="page">18</span></p><p class="text10">полку Игореве, хотя и менее стихотворно» (Т. 5, гл. 4. С. 236); приведя выписку из Псковской летописи из Повести о битве под Оршей («...возопиша жены оршанки...»), К. отмечает: «это напоминает Слово о полку Игореве» (Примеч. 123 в т. 7. С. 23).</p><p class="text10k">Обращение К. к С. имеет значение и в истории изучения памятника, и в его лит. судьбе в новое время. Высказывания К. о С., его сведения о рукописи С. ценны как объективное свидетельство образованнейшего человека той эпохи, бесспорного знатока древнерус. книжности о подлинности рукописи С., о составе Мусин-Пушкинского сб. со С. Замечания К. по С. текстол. и комментат. характера сыграли большую роль в правильном толковании текста С. Перевод-пересказ С. в ИГР явился заметным явлением в практике переложений и переводов С. на совр. рус. яз., и не случайно он позже включался в целый ряд изд. С.</p><p class="text10k">Некоторые исследователи С. предполагали, что К. участвовал в работе над Перв. изд. С. Выписки К. из С., характер его высказываний о С., о Перв. изд. свидетельствуют о том, что ни прямого, ни косв. участия в первонач. работе над С. К. не принимал.</p><p class="text10k">Нем. ученый Клаус Трост предпринял попытку доказать, что С. — подделка К. Гипотеза эта не выдерживает сколько-нибудь серьезной критики.</p><p class="text8kot"><i>Соч.</i>: Lettre au Spectateur sur la littérature russe // Spectateur du Nord. Hamburg, 1797. Octobre. P. 53—72; Боян // Пантеон российских авторов. М., 1801. Т. 1. Л. 1; Письмо к А. И. Тургеневу. Остафьево, 20 окт. 1815 // Москв. 1815. № 1. С. 100—102; История государства Российского. М., 1816—1817. Т. 1—8; История государства Российского. 5-е изд. В трех книгах, заключающих в себе 12 томов, с полными примеч. Изд. И. Эйнерлинга. СПб., 1842—1843. Кн. 4. Ключ или алфавитный указатель к Истории государства Российского Н. М. Карамзина, составленный и ныне дополненный, исправленный и приспособленный к пятому ее изданию П. Строевым, и 24 составленные Карамзиным и Строевым родословные таблицы князей Российских. СПб., 1844 (то же: История государства Российского. Репринтное воспроизведение 5-го изд., выпущенного в трех книгах с приложением «Ключа» П. М. Строева. М.: Книга, 1988); История государства Российского: В 12 т. М.: Наука, 1989. Т. 1; [фрагмент о С. из статьи «Lettre au Spectateur sur la littérature russe»] // Слово о полку Игореве: Библиогр. указатель / Под ред. и со вступ. статьей С. К. Шамбинаго. М., 1940. С. 14; Пересказ-перевод «Слова о полку Игореве» // Слово — 1967. С. 118—120 (то же: Слово — 1985. С. 423—425; Злато слово: Век XII. М., 1986. С. 79—80).</p><p class="text8k"><i>Лит.: Полевой Н.</i> Любопытные замечания к Слову о полку Игореве // СО. 1839. Т. 8. Отд. 6. С. 15—20; <i>Барсов</i>. Слово. Т. 1 (по указателю); <i>Стеллецкий В. И.</i> Перевод «Слова о полку Игореве» Н. М. Карамзина // ТОДРЛ. 1951. Т. 8. С. 68—70; <i>Головенченко — 1955</i> (по указателю); <i>Ангелов Б. Ст</i>. Заметки о «Слове о полку Игореве»: Н. М. Карамзин // ТОДРЛ. 1960. Т. 16. С. 56—59; <i>Дмитриев Л. А.</i> 1) История первого издания «Слова о полку Игореве»: Материалы и исследование. М.; Л., 1960 (по указателю); 2) Н. М. Карамзин и «Слово о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1962. Т. 18. С. 38—49; 3) «Слово о полку Игореве» и Н. М. Карамзин // Слово — 1986<sub>1</sub>. С. 205—214; <i>Trost Klaus</i>. Karamzin und das Igorlied // Anzeiger für slavische Philologie. 1974. Bd 7. S. 128—145; <i>Прохоров Г. М.</i> Снова подозревается Карамзин: (Еще одна гипотеза об авторе «Слова о полку Игореве») // РЛ. 1975. № 3. С. 235—239.</p><p class="text8k">КЛЭ; СИЭ; <i>Булахов</i>. Энциклопедия.</p><p class="podpis">Л. А. Дмитриев</p>... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

Карамзин, Николай Михайлович (1 дек. 1766, Симбир. губ. — 22 мая 1826, Спб.) — историограф, публицист, поэт и писательПсевдонимы: А*А*П*; А. Б. В.; Ан... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

1766-1826), историк, писатель, почетный член Петербургской АН (1818). Автор "Записки о древней и новой России..." (1811), в которой выступил против реформ М. М. Сперанского. Создатель "Истории государства Российского" (т. 1-12, 1816-1829) - первого обобщающего труда по истории России. Редактор "Московского журнала" (1791-92) и "Вестника Европы" (1802-03).... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

1.12.1766 - 22.05.1826), русский писатель, поэт, журналист, историк. Из дворян Симбирской губ. Детство провел в имении отца, воспитывался в частном пансионе Симбирска, затем в московском пансионе профессора Шадена (1775-81), посещал лекции в университете. С 1782 служил в гвардейском Преображенском полку. В 1783 появилось первое печатное произведение Карамзина - "Деревянная нога". В 1784 Карамзин вышел в отставку и до июля 1785 жил в Симбирске. В 1785-89 - в Москве, где сблизился с московскими масонами, с которыми вскоре порвал, поняв их преступную сущность. Изучал литературу французского Просвещения, немецких писателей и поэтов-романтиков, занимался переводами (Карамзин владел многими древними и новыми языками). В мае 1790 Карамзин отправился в заграничное путешествие, в котором находился до середины июля 1790, посетил Австрию, Швейцарию, Францию, Англию, встречался с И. Кантом, И. Гете, в Париже был свидетелем событий французской революции. Впечатления от поездки по западноевропейским странам Карамзин изложил в "Письмах русского путешественника" (опубл. в издаваемом им "Московском журнале", 1791-92). В этом журнале были опубликованы принесшие славу Карамзину повести "Бедная Лиза", "Фрол Силин, благодетельный человек", "Лиодор", написанные в духе сентиментализма. Карамзин много сделал для развития русского литературного языка, освобождения его от характерной для классицизма архаики, в приближении его к живой, разговорной речи. В январе 1802 - декабре 1803 Карамзин издавал литературно-политический журнал "Вестник Европы", в котором выступал как блестящий обозреватель международных событий, а также публиковал художественно-исторические произведения ("О Московском мятеже в царствование Алексея Михайловича", "Марфа Посадница" и др.). С 1803 до самой смерти Карамзин занимался "по высочайшему повелению" "Историей государства Российского". В 1805-08 были закончены 3 тома этого труда, главы из которых Карамзин читал Александру I. В 1811 Карамзин подал Александру I "Записку о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях", в которой изложил свою концепцию российской истории и резкую критику "новшеств", проводимых в первое десятилетие царствования Александра I. "Требуем больше мудрости охранительной, нежели творческой", - писал Карамзин. Он признавал, что крепостное право - "зло", но освобождать крестьян теперь - "не время", ибо крестьяне еще "не доросли" до свободы. "Для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу". С 1814 Карамзин возобновил написание своей "Истории" - главного исторического труда. В 1816-17 вышло 8 томов. 3-тысячный тираж разошелся за месяц, поэтому в 1818-19 издание было повторено. В 1824 вышел 9-й том, в 1824 - 10-й и 11-й тома, в 1829 (после смерти Карамзина) - 12-й. Изложение было доведено до "Смутного времени" н. XVII в. Каждый том имел обширные документальные приложения, не уступающие но своему объему основному тексту. Красной нитью в "Истории" Карамзина, как и в его трактате 1811, проходит идея - судьба России и ее величие заключены в развитии самодержавия. При сильной монархической власти Россия процветала, при слабой - приходила в упадок. В.А. Федоров... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

1766 - 1826 гг.) - писатель, историк, журналист, член Российской академии (1818 г.), почетный член Петербургской академии наук. Из дворян. Обучался в родном Симбирске в пансионе Фовеля. 13-летним мальчиком его отправили в Москву в пансион профессора Московского университета И.М. Шадена. Там он изучал немецкий и древние языки, философию, риторику, логику, поэтику. Одновременно посещал лекции в Московском университете. После окончания пансиона по настоянию отца переехал в Петербург, где в 1781 г. был определен на службу в лейб-гвардии Преображенский полк. После смерти отца вышел в отставку и уехал в Симбирск, где вступил в масонскую ложу "Золотого венца". Вскоре Н.М. Карамзин уезжает в Москву и вступает в московскую масонскую ложу "Дружеское ученое общество". Общение с московскими масонами способствовало приобщению Н.М. Карамзина к классической английской литературе, произведениям французских просветителей. Большое влияние на Н.М. Карамзина оказывал русский просветитель масон Н.И. Новиков. В издаваемом Н.И. Новиковым журнале "Детское чтение для сердца и разума" стал публиковать свои переводы, свои первые повести. Когда Н.И. Новиков и его друзья-масоны стали преследоваться властями, Н.М. Карамзин в 1789 г. отправился в путешествие по Западной Европе. Он посетил Германию, Швейцарию, Великобританию, Францию. Познакомился с европейской культурой и наиболее видными ее представителями. Одним из результатов зарубежного путешествия Н.М. Карамзина стал его отход от масонства. После возвращения из европейского путешествия в 1801 г. написал "Письма русского путешественника", которые стали замечательным произведением русской литературы. Европейское путешествие Н.М. Карамзина побудило его к изданию журнала, знакомившего русскую общественность с современной литературой и искусством. В 1790 г. стал издавать свой "Московский журнал", в который привлек лучшие литературные силы России. В журнале печатались переводы иностранных писателей, заметки, критические статьи, рецензии на новые книги и спектакли. Но общество зачитывалось произведениями самого Н.М. Карамзина: "Письма русского путешественника", "Бедная Лиза", Наталья, боярская дочь" и другие произведения принесли Н.М. Карамзину подлинную славу. Н.М. Карамзин стал родоначальником нового в русской литературе направления - сентиментализма. Н.М. Карамзин стал вести светскую жизнь: был желанным гостем в домах московской знати, часто посещал Английский клуб, встречался с литературными друзьями. В доме известного собирателя древностей графа А.И. Мусина-Пушкина Н.М. Карамзин познакомился с его собранием древних рукописей. В 1802 г. основал первый в России частный литературно-политический журнал "Вестник Европы", ставивший наряду с художественно-критическими и общественно-политические вопросы. С конца 90-х гг. Н.М. Карамзин все более занимается профессионально изучением родной истории. В 1798 г. он пишет: "Похвальное слово Петру I", в 1801 г. - "Историческое похвальное слово Екатерине II" и "О московском мятеже в царствование Алексея Михайловича" и др. В 1803 г. именным указом императора Александра I Н.М. Карамзин был назначен официальным историографом "для сочинения полной Истории Отечества". Взяв за образец сочинения Тацита, Д. Юма, У. Робертсона, Н.М. Карамзин, в отличие от немецких исследователей, создававших педантичные исторические исследования для профессионалов, решил создать живое повествование о прошлом, рассчитанное на широкую публику. 21 год Н.М. Карамзин работал над "историей государства Российского". Еще до выхода в свет "Истории" Н.М. Карамзин с большим успехом читал ее в домах петербургской знати. В 1818 г. вышли в свет 8 томов "Истории государства Российского" тиражом 3 тыс. экземпляров. "Историю" покупали нарасхват. В 1821-1824 гг. вышли в свет 9-11 тома, 12 том был опубликован в 1829 г. уже после смерти автора. "Историю" Н.М. Карамзин довел до конца XVII в. Основу исторической концепции Н.М. Карамзина составило убеждение, что органически присущей России формой государственного управления является самодержавие: "Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою государственного устава она гибла и должна погибнуть". Взгляд автора на более поздний период истории нашел отражение в трактате "О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях", более известном под названием "Записка о древней и новой России". В "Записке..." Н.М. Карамзин подверг резкой критике реформы Петра I за разрыв с вековыми национальными традициями, осуждал Екатерину II за аморализм, возведенный в ранг государственной политики; политику Павла называл "жалкими заблуждениями" и завершил обзор анализом современности.... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1766—1826) — российский деятель культуры, писатель, историк, журналист, критик, член Российской академии (1818), почетный член Петербургской АН (1818), действительный статский советник (1824). В 1780-х гг. был близок к масонству, в частности к Я. И. Новикову. Совершил путешествие в Зап. Европу (май 1789 — ноябрь 1790) и опубликовал свои впечатления в «Письмах русского путешественника». Вернувшись в Россию, в 1791—1792 гг. издавал «Московский журнал», в котором пропагандировал эстетическую программу российского сентиментализма («Бедная Лиза» и др.). При Павле / на время прекратил журналистскую деятельность. С 1802 г. издавал журнал «Вестник Европы». При Александре I стал одним из идеологов российского консерватизма, выступал против реформ, намеченных М М. Сперанским. С конца 1803 г. получил звание официального российского историографа и целиком отдался написанию «Истории государства Российского» (т. 1—12, 1816—1829), одного из значительных трудов в российской историографии. Исторические примеры автор использовал для доказательства необходимости сохранения крепостного права и укрепления «мудрого самодержавия».... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

«Первый наш историк и последний летописец», согласно оценке А. С. Пушкина; писатель-сентименталист, издатель и редактор. При дворе Александра I имел официальное звание историографа. Почетный член Императорской академии наук. Автор «Истории государства Российского» в 12-ти томах, в которой источниковедческая основательность сочетается с художественностью описания событий и лиц; где просвещенный монархизм, государственная идея соседствуют с осуждением тирании и террора в политике. В его главном труде довольно подробно упоминались различные населенные пункты, реки и урочища различных регионов Европейской России, включая некоторые курские. Поэтому издание карамзинской «Истории» побудило многих провинциальных, губернских и уездных любителей старины приняться за разработку краеведческой тематики. Курский любитель археологии А. И. Дмитрюков поправил маститого историографа в отдельных его топонимических указаниях. Куда важнее этих деталей была широкая панорама отечественных и зарубежных источников, впервые привлеченных Карамзиным к историческому изложению. Переизданная сегодня (в том числе репринтно) «История» Н. М. Карамзина сохраняет значение скорее литературного памятника своей эпохи, а как научное пособие безусловно устарело. Впрочем, историков привлекает в ней использование фрагментов летописных источников, впоследствии утраченных (например, сгоревшей Троицкой летописи). Сочинения: История Государства Российского. Т. 1–12. СПб., 1842 (Репринт: Т. 1–4. М., 1898–1993); Записка о древней и новой России // Русский архив. 1870; Письма русского путешественника. М., 1988. Литература: Эйдельман Н. Последний летописец. М., 1983; Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С. Щ.... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

1766 - 1821) - русский писатель и историк. В начале 90-х годов XVIII столетия Карамзин начал издавать "Московский Журнал", сыгравший большую роль в развитии литературных интересов и вкусов русского образованного общества того времени. Этот журнал почти целиком заполнялся произведениями Карамзина. Здесь были помещены "Письма русского путешественника" - путевые впечатления из поездки Карамзина по Германии, Швейцарии, Франции и Англии. "Письма" содержат много описаний природы и большой материал для характеристики культурной жизни европейских стран. Глубокое преклонение перед западной культурой, которым проникнуты "Письма", имело большое воспитательное значение для того времени. В том же журнале были помещены и две повести Карамзина "Бедная Лиза" и "Наталья, боярская дочь", в которых очень ярко отразилось господствовавшее тогда на Западе сентиментальное направление в литературе. "Бедная Лиза" имела огромный успех и вызвала много литературных откликов и подражаний. В этой повести, несмотря на всю условность ее образов, было некоторое приближение к жизненной правде, произведшее сильное впечатление на читателей. Наибольшая заслуга Карамзина заключается в проведенной им реформе литературного языка. Он освободил русский литературный язык от славянизмов и длинных периодов латинско-немецкой конструкции, приблизил его к разговорному и оживил большим количеством новых слов и выражений, отчасти созданных им самим, отчасти перенесенных им из старинных литературных памятников, которые ему приходилось изучать в качестве историка. Общественные взгляды Карамзина отличаются большими противоречиями, свойственными большинству образованных русских людей его времени. Увлечение свободолюбивой проповедью Руссо соединялось у Карамзина с довольно откровенным крепостничеством.... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

Николай Михайлович [ 1(12) дек. 1766 – 22 мая (3 июня) 1826 ] – рус. писатель и историк, в философии – идеалист. Сын симбирского помещика. Учился в частных пансионах. В 1785 вошел в "Дружеское ученое общество" Новикова. Путешествуя по Европе (1789–90), посетил Канта, Бонне, Гете, Гердера, Лафатера и др. ("Письма русского путешественника", отд. полное изд., кн. 1–4, 1799–1801). Издавал ряд журналов и альманахов, автор мн. лит.-художеств, произв. сентименталистского направления ("Бедная Лиза", 1792, и др.), "Истории Государства Российского" (т. 1–12, 1816–29). Большое влияние на формирование взглядов К. оказало рус. масонство (в 1785–89 К. – член масонской ложи), а также нек-рые зап.-европ. философы, в особенности Бонне (К. перевел в отрывках его "Созерцание природы", 1789). Отстаивая идеи божеств. творения и непосредств. вмешательства бога в судьбы людей, К. воспевал "...величие творца, его премудрость, благость..." ("Поэзия", 1787, в кн.: Н. Карамзин, И. Дмитриев, Избр. стихотворения, Л., 1953, с. 59). В то же время К. связывал прогресс общества с развитием наук и просвещения ("Нечто о науках, искусствах и просвещении", 1793). Оправдывая обществ. неравенство, К. осуждал даже умеренно-либеральные реформы Сперанского ("Записка о древней и новой России"). Он утверждал, что революции, "...всякие насильственные потрясения гибельны", что "царство счастия" "может исполниться ... посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания добрых нравов" (Соч., т. 4, СПБ, 1834, с. 112), что будто бы рус. народ"... всегда чувствовал необходимость повиновения ..." (Соч., т. 8, СПБ, 1835, с. 200). К. рассматривал историю России как историю рус. самодержавия. Выступая против социальной направленности иск-ва, К. считал гл. его достоинствами изящество и занимательность (ст. "Что нужно автору?", 1791, изд. в 1793). Соч.: Сочинения, т. 1–9, 4 изд., СПБ, 1834–35; Переводы, т. 1–9, 3 изд., СПБ, 1835; Письма H. M. Карамзина к И. И. Дмитриеву, СПБ, 1866. Лит.: Очерки истории исторической науки в СССР, т. 1, М., 1955, с. 277–87; Очерки по истории русской журналистики и критики, т. 1, Л., 1950, гл. 5; Белинский В. Г., Сочинения Александра Пушкина, ст. 2, Полное собр. соч., т. 7, М., 1955; Погодин М. П., H. M. Карамзин, по его сочинениям, письмам и отзывам современников, ч. 1–2; М., 1866; [Гуковский Г. ?. ], Карамзин, в кн.: История русской литературы, т. 5, М.–Л., 1941, с. 55–105; Декабристы-критики "Истории Государства Российского" ?. ?. Карамзина, в кн.: "Литературное наследство", т. 59, М., 1954; Лотман Ю., Эволюция мировоззрения Карамзина, "Уч. зап. Тартуского гос. ун-та", 1957, вып. 51, Тр. истор.-филологич. ф-та; Мордовченко Н. И., Русская критика первой четверти XIX в., М.–Л., 1959, с. 17–56; Шторм Г. П., Новое о Пушкине и Карамзине, "Изв. АН СССР. Отд. лит-ры и языка", 1960, т. 19, вып. 2; Предтеченский А. В., Общественно-политические взгляды Н. М. Карамзина в 1790-х годах, в кн.: Проблемы рус. просвещения в литературе XVIII в., М.–Л., 1961; Макогоненко Г., Литературная позиция Карамзина в XIX веке, "Рус. литература", 1962, No 1, с. 68–106; Wedel ?., Radi??ev und Karamzin, "Die Welt der Slaven", 1959, H. 1; Rothe H., Karamzin-studien, "Z. slavische Philologie", 1960, Bd 29, H. 1; Wissemann ?., Wandlungen des Naturgef?hls in der neuren russischen Literatur, там же, Bd 28, ?. 2. Т. Ермакова. Москва. ... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1766—1826) — рус. писатель, историк, критик, журналист. К. совершил путешествие в Западную Европу (Германия, Швейцария, Франция, Англия), что послужило основой для его «Писем русского путешественника» (первое полное издание—в 1801 г.) — произв., к-рое имело большое образовательное значение и содействовало выработке в России принципов худождокументализма (Документальность в искусстве) и романной поэтики. Приверженец идей Просвещения и в то же время укрепления законности, К. считал необходимым для России сохранение крепостного права и монархии: «Самодержавие есть палладиум России». В эстетике и лит-ре К. явился признанным лидером рус. сентиментализма, выступив против свойственной классицизму жанровой иерархии и всемерно содействуя сближений литературного языка с разговорным языком интеллигенции. Ключевое понятие теории К.— «чувствительность», к-рое предполагало широкую отзывчивость и интерес к эмоциональной жизни «внутреннего человека». В сфере психологического анализа К. находятся и испорченный цивилизацией, избалованный совр. дворянин, и естественный человек (Эраст и крестьянка Лиза — персонажи повести «Бедная Лиза», 1791). Однако при этом К. выступал против апологии естественного первобытного состояния и, полемизируя с Руссо, отстаивал идею общественного и культурного прогресса. Приверженность просвещению, преданность всеобщему благу, гуманность, по К.,— непременные условия худож. творчества. Утверждая, «что дурной человек не может быть хорошим автором», он всемерно сближал сферу эстетики и этики. Вслед за Гердером (с к-рым он был знаком лично) К. содействовал преодолению европоцентризма и утверждал значение любой национальной культуры, в частности древнеинд.: в издаваемом им «Московском журнале» он напечатал отрывок из инд. драмы Кали-дасы «Саконтала» («Шакунтала»). Особенно велики заслуги К. в пробуждении и развитии интереса к традициям и опыту отечественной лит-ры и культуры. В тесном родстве с этой тенденцией находится замысел гл. труда К.— «Истории государства Российского», Осн. теоретические произв., в к-рых получили отражение эстетические воззрения К-: «Нечто о науках, искусствах и просвещении» (1793), «Что нужно автору» (1793), «О случаях и характерах в Российской истории, которые могут быть предметом художеств» (1802), «Пантеон российских авторов» (1802).... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1(12). 12. 1766, с. Михайловка (по др. сведениям с. Богородское) Симбирской губ. 22. 05(3. 06). 1826, Петербург) историк, писатель, мыслитель. Выходец из богатой дворянской семьи. В 1789-1790 гг. совершил путешествие в Западную Европу, где познакомился со мн. видными представителями Просвещения (Кантом, Гердером и др.). По возвращении на родину опубликовал *Письма русского путешественника* (1791-1795). Предпринял издание журн. *Вестник Европы* (девиз к-рого был *Россия есть Европа*). К. призывал к освоению европейского философского наследства во всем его многообразии от Р. Декарта до И. Канта и от Ф. Бэкона до К. Гельвеция. В социальной философии он был поклонником Дж. Локка и Ж. Ж. Руссо. Придерживался убеждения, что философия, избавившись от схоластического догматизма и спекулятивной метафизики, способна быть *наукою природы и человека*. Сторонник опытного знания (опыт *привратник мудрости*), он вместе с тем верил в силу разума, в творческий потенциал человеческого гения. Выступая против философского пессимизма и агностицизма, он считал, что ошибки науки возможны, но они *суть, так сказать, чуждые ей наросты*. В целом для него характерна религиозная и философская терпимость к др. взглядам: *Тот есть для меня истинный философ, кто со всеми может ужиться в мире; кто любит и несогласных с его образом мысли*. Человек общественное существо (*мы рождены для общества*), способное к общению с др. (*наше *я* видит себя только в другом *ты*), следовательно, к интеллектуальному и нравственному совершенствованию. История, по мнению К., свидетельствует, что *род человеческий возвышается к духовному совершенству*. Золотой век человечества не позади, как утверждал Руссо, обожествивший невежественного дикаря, а впереди. Т. Мор в своей *Утопии* многое предугадал, но все же это *мечта доброю сердца*. Большую роль в совершенствовании человеческой природы К. отводил искусству, к-рое указывает человеку достойные пути и средства достижения счастья, а также формы разумного наслаждения жизнью через возвышение души (*Нечто о науках, искусствах и просвещении*). Наблюдая в Париже события 1789 г., слушая в Конвенте речи О. Мирабо, беседуя с Ж. Кондорсе и А. Лавуазье (возможно, что К. посещал М. Робеспьера), окунувшись в атмосферу революции, он приветствовал ее как *победу разума*. Однако позже он осудил санкюлотизм и якобинский террор как крушение идей Просвещения. По возвращении из Европы К. переосмысливает свое философское и историческое кредо. В *Письмах Мелодора и Филалета* (1795) он обсуждает принципиальные решения двух концепций философии истории теорию исторического круговорота, идущую от Дж. Вико, и неуклонного социального восхождения человечества к высшей цели, к гуманизму, берущую начало от И. Г. Гердера, к-рого ценил за интерес к языку и истории славянства, и приходит к выводу, что надежда на неуклонный прогресс человечества более шатка, чем это казалось ему прежде. История представляется ему как *вечное смешение истин с заблуждениями и добродетели с пороком*, *смягчение нравов, прогресс разума и чувства*, *распространение духа общественности*, как лишь отдаленная перспектива человечества. К. все больше склоняется к рациональному провиденциализму, стремясь согласовать его с признанием свободы воли человека. В самом нач. XIX в. (1804) он приступает к делу всей своей жизни систематическому труду по рус. истории, собирая материалы, обследуя архивы, сличая летописи. Методология исторического исследования была разработана им в предшествующих трудах, в частности в *Рассуждении философа, историка и гражданина* (1795), а также в *Записке о древней и новой России* (1810-1811). Разумное истолкование истории, считал он, основано на уважении к источникам (в рус. историографии на добросовестном изучении прежде всего летописей), но не сводится к простому переложению их. *Историк не летописец*. Он должен стоять на почве объяснения действий и психологии субъектов истории, преследующих свои и сословные интересы. Историк обязан выделить самое существенное и важное в событиях: описывая их, *должен ликовать и горевать со своим народом. Он не должен, руководимый пристрастием, искажать факты, преувеличивать или умалять в своем изложении бедствия; он должен быть прежде всего правдив*. Осн. выводы К. из *Истории государства Российского* (книга вышла в 11 т. в 1816-1824 гг., последний 12 т. в 1829 г. после смерти автора) консервативны. Самодержавие, будучи властью внесословной, *палладиум* (хранитель) России*, гарант единства и благополучия народа. Сила самодержавного правления не в формальном праве и законности по зап. образцу, а в совести, в *сердце* монарха. Это отеческое правление. Историческое назначение рус. самодержавия он усматривал в поддержании общественного порядка, стабильности. Оно должно неуклонно следовать правилам такого правления, постулаты же правления таковы: *Всякая новость в государственном порядке есть зло, к крему надо прибегать только в необходимости*. *Требуем более мудрости охранительной, нежели творческой*. *Для твердости бытия государственного безопаснее порабощать людей, нежели дать им не вовремя свободу*. Истинный патриотизм, считал К., обязывает гражданина любить свое отечество, невзирая на его заблуждения и несовершенства. Космополит, по К., *существо метафизическое*. Историческое самосознание рус. народа многим обязано К. Пушкин отметил это, сказав, что *Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Коломбом*.... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1766 1821) русский писатель и историк. В начале 90-х годов XVIII столетия Карамзин начал издавать "Московский Журнал", сыгравший большую роль в развитии литературных интересов и вкусов русского образованного общества того времени. Этот журнал почти целиком заполнялся произведениями Карамзина. Здесь были помещены "Письма русского путешественника" путевые впечатления из поездки Карамзина по Германии, Швейцарии, Франции и Англии. "Письма" содержат много описаний природы и большой материал для характеристики культурной жизни европейских стран. Глубокое преклонение перед западной культурой, которым проникнуты "Письма", имело большое воспитательное значение для того времени. В том же журнале были помещены и две повести Карамзина "Бедная Лиза" и "Наталья, боярская дочь", в которых очень ярко отразилось господствовавшее тогда на Западе сентиментальное направление в литературе. "Бедная Лиза" имела огромный успех и вызвала много литературных откликов и подражаний. В этой повести, несмотря на всю условность ее образов, было некоторое приближение к жизненной правде, произведшее сильное впечатление на читателей. Наибольшая заслуга Карамзина заключается в проведенной им реформе литературного языка. Он освободил русский литературный язык от славянщины и длинных периодов латинско-немецкой конструкции, приблизил его к разговорному и оживил большим количеством новых слов и выражений, отчасти созданных им самим, отчасти перенесенных им из старинных литературных памятников, которые ему приходилось изучать в качестве историка. Общественные взгляды Карамзина отличаются большими противоречиями, свойственными большинству образованных русских людей его времени. Увлечение свободолюбивой проповедью Руссо соединялось у Карамзина с довольно откровенным крепостничеством. /Т. 20/... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

знаменитый русский литератор, журналист и историк. Родился 1 декабря 1766 г. в Симбирской губернии; вырос в деревне отца, симбирского помещика. Первой духовной пищей 8 - 9-летнего мальчика были старинные романы, развившие в нем природную чувствительность. Уже тогда, подобно герою одной из своих повестей, *он любил грустить, не зная о чем*, и *мог часа по два играть воображением и строить замки на воздухе*. На 14-м году Карамзин был привезен в Москву и отдан в пансион московского профессора Шадена; он посещал также и университет, в котором можно было научиться тогда *если не наукам, то русской грамоте*. Шадену он обязан был практическим знакомством с немецким и французским языками. После окончания занятий у Шадена, Карамзин несколько времени колебался в выборе деятельности. В 1783 г. он пробует поступить на военную службу, куда записан был еще малолетним, но тогда же выходит в отставку и в 1784 г. увлекается светскими успехами в обществе города Симбирска. В конце того же года Карамзин возвращается в Москву и через посредство земляка, И.П. Тургенева, сближается с кружком Новикова . Здесь началось, по словам Дмитриева , *образование Карамзина, не только авторское, но и нравственное*. Влияние кружка продолжалось 4 года (1785 - 88). Серьезной работы над собой, которой требовало масонство, и которой так поглощен был ближайший друг Карамзина, Петров , в Карамзине, однако, не заметно. С мая 1789 до сентября 1790 г. он объехал Германию, Швейцарию, Францию и Англию, останавливаясь преимущественно в больших городах, как Берлин, Лейпциг, Женева, Париж, Лондон. Вернувшись в Москву, Карамзин стал издавать *Московский Журнал* (см. ниже), где появились *Письма русского путешественника*. *Московский Журнал* прекратился в 1792 г., может быть - не без связи с заключением в крепость Новикова и гонением на масонов. Хотя Карамзин, начиная *Московский Журнал*, формально исключил из его программы статьи *теологические и мистические*, но после ареста Новикова (и раньше окончательного приговора) он напечатал довольно смелую оду: *К милости* (*Доколе гражданин покойно, без страха может засыпать, и всем твоим подвластным вольно по мыслям жизнь располагать; ...доколе всем даешь свободу и света не темнишь в умах; доколе доверенность к народу видна во всех твоих делах: дотоле будешь свято чтима... спокойствия твоей державы ничто не может возмутить*) и едва не попал под следствие по подозрению, что за границу его отправили масоны. Большую часть 1793 - 1795 годов Карамзин провел в деревне и приготовил здесь два сборника под названием *Аглая*, изданные осенью 1793 и 1794 годов. В 1795 г. Карамзин ограничивался составлением *смеси* в *Московских Ведомостях*. *Потеряв охоту ходить под черными облаками*, он пустился в свет и вел довольно рассеянную жизнь. В 1796 г. он издал сборник стихотворений русских поэтов, под названием *Аониды*. Через год появилась вторая книжка *Аонид*; затем Карамзин задумал издать нечто в роде хрестоматии по иностранной литературе (*Пантеон иностранной словесности*). К концу 1798 г. Карамзин едва провел свой *Пантеон* через цензуру, запрещавшую печатать Демосфена, Цицерона, Саллюстия и т. п., потому что они были республиканцами. Даже простая перепечатка старых произведений Карамзина встречала затруднения со стороны цензуры. Тридцатилетний Карамзин извиняется перед читателями за пылкость чувств *молодого, неопытного русского путешественника* и пишет одному из приятелей: *всему есть время, и сцены переменяются. Когда цветы на лугах пафосских теряют для нас свежесть, мы перестаем летать зефиром и заключаемся в кабинете для философских мечтаний... Таким образом, скоро бедная муза моя или пойдет совсем в отставку, или... будет перекладывать в стихи Кантову метафизику с Платоновой республикой*. Метафизика, однако, была так же чужда умственному складу Карамзина, как и мистицизм. От посланий к Аглае и Хлое он перешел не к философии, а к историческим занятиям. В *Московском Журнале* Карамзин завоевал сочувствие публики в качестве литератора; теперь в *Вестнике Европы* (1802 - 03) он является в роли публициста. Преимущественно публицистический характер носит и составленное Карамзиным в первые месяцы царствования императора Александра I *Историческое похвальное слово императрице Екатерине II*. Во время издания журнала Карамзин все более входит во вкус исторических статей. Он получает, при посредстве товарища министра народного просвещения М.Н. Муравьева , титул историографа и 2000 рублей ежегодной пенсии, с тем, чтобы написать полную историю России (31 октября 1803 г.). С 1804 г., прекратив издание *Вестника Европы*, Карамзин погрузился исключительно в составление истории. В 1816 г. он издал первые 8 томов *Истории Государства Российского* (в 1818 - 19 годах вышло второе издание их), в 1821 г. - 9 том, в 1824 г. - 10-й и 11-й. В 1826 г. Карамзин умер, не успев дописать 12-го тома, который был издан Д.Н. Блудовым по бумагам, оставшимся после покойного. В течение всех этих 22 лет составление истории было главным занятием Карамзина; защищать и продолжать дело, начатое им в литературе, он предоставил своим литературным друзьям. До издания первых 8 томов Карамзин жил в Москве, откуда выезжал только в Тверь к великой княгине Екатерине Павловне (через нее он передал государю в 1810 г. свою записку *О древней и новой России*) и в Нижний, на время занятия Москвы французами. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве, имении князя Андрея Ивановича Вяземского, на дочери которого, Екатерине Андреевне, Карамзин женился в 1804 г. (первая жена Карамзина, Елизавета Ивановна Протасова, умерла в 1802 г.). Последние 10 лет жизни Карамзин провел в Петербурге и сблизился с царской семьей, хотя император Александр I, не любивший критики своих действий, относился к Карамзину сдержанно со времени подачи *Записки*, в которой историограф оказался plus royaliste que le roi. В Царском Селе, где Карамзин проводил лето по желанию императриц (Марии Феодоровны и Елизаветы Алексеевны ), он не раз вел с императором Александром откровенные политические беседы, с жаром восставал против намерений государя относительно Польши, *не безмолвствовал о налогах в мирное время, о нелепой губернской системе финансов, о грозных военных поселениях, о странном выборе некоторых важнейших сановников, о министерстве просвещения или затмения, о необходимости уменьшить войско, воюющее только Россию, о мнимом исправлении дорог, столь тягостном для народа, наконец, о необходимости иметь твердые законы, гражданские и государственные*. По последнему вопросу государь отвечал, как мог бы он отвечать Сперанскому , что *даст коренные законы России*, но на самом деле это мнение Карамзина, как и другие советы противника *либералов* и *сервилистов*, Сперанского и Аракчеева , *осталось бесплодно для любезного отечества*. Кончина императора Александра потрясла здоровье Карамзина; полубольной, он ежедневно бывал во дворце для беседы с императрицей Марией Феодоровной, от воспоминаний о покойном государе переходя к рассуждениям о задачах будущего царствования. В первые месяцы 1826 г. Карамзин пережил воспаление легких и решился, по совету докторов, ехать весной в Южную Францию и Италию, для чего император Николай дал ему денежные средства и предоставил в его распоряжение фрегат. Но Карамзин был уже слишком слаб для путешествия и 22 мая 1826 г. скончался. Карамзин как историк. Приступая к составлению русской истории без надлежащей исторической подготовки, Карамзин не имел в виду быть исследователем. Он хотел приложить свой литературный талант к готовому материалу: *выбрать, одушевить, раскрасить* и сделать, таким образом, из русской истории *нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и иностранцев*. Предварительная критическая работа над источниками для Карамзина - только *тяжкая дань, приносимая достоверности*: с другой стороны, и общие выводы из исторического рассказа кажутся ему *метафизикой*, которая не годится *для изображения действия и характера*; *знание* и *ученость*, *Остроумие* и *Глубокомыслие* *в историке не заменяют таланта изображать действия*. Перед художественной задачей истории отступает на второй план даже моральная, какую поставил себе покровитель Карамзина, Муравьев; критической историей Карамзин не интересуется, философскую сознательно отстраняет. Но уже предшествовавшее поколение, под влиянием Шлецера , выработало идею критической истории; среди современников Карамзина требования критики были общепризнанными, а следующее поколение выступило с требованием философской истории. С своими взглядами на задачи историка Карамзин остался вне господствующих течений русской историографии и не участвовал в ее последовательном развитии. Страх перед *метафизикой* отдал Карамзина в жертву рутинному представлению о ходе русской истории, сложившемуся в официальной русской историографии, начиная с XVI в. По этому представлению, развитие русской истории находится в зависимости от развития монархической власти. Монархическая власть возвеличила Россию в киевский период; раздел власти между князьями был политической ошибкой, результатом которой явился удельный период русской истории; эта политическая ошибка была исправлена государственной мудростью московских князей - собирателей Руси; вместе с тем исправлены были и ее последствия - раздробление Руси и татарское иго. Не внеся ничего нового в общее понимание русской истории, Карамзин и в разработке подробностей находился в сильной зависимости от своих предшественников. В рассказе о первых веках русской истории Карамзин руководился, главным образом, *Нестором* Шлецера, не вполне, однако, усвоив его критические приемы. Для позднейшего времени главным пособием для Карамзина служила история Щербатова , доведенная почти до того времени, на котором остановилась *История Государства Российского*. Щербатов не только помог Карамзину ориентироваться в источниках русской истории, но существенно повлиял и на самое изложение. Конечно, слог *Истории* Карамзина носит на себе печать литературной его манеры, со всеми ее условностями; но в выборе материала, в его расположении, в истолковании фактов Карамзин руководится *Историей* Щербатова, отступая от нее, не к пользе истины, в картинных описаниях *действий* и сентиментально-психологической обрисовке *характеров*. Особенности литературной формы *Истории Государства Российского* доставили ей широкое распространение среди читателей и поклонников Карамзина, как литератора. В 25 дней разошлись все 3000 экземпляров первого издания *Истории Государства Российского*. Но именно те особенности, которые делали *Историю* превосходной для своего времени популярной книгой, уже тогда лишали ее текст серьезного научного значения. Гораздо важнее для науки того времени были обширные *Примечания* к тексту. Небогатые критическими указаниями, *примечания* эти содержали множество выписок из рукописей, большей частью впервые опубликованных Карамзиным. Некоторые из этих рукописей теперь уже не существуют. В основу своей истории Карамзин положил те материалы Московского архива министерства (тогда коллегии) иностранных дел, которыми уже пользовался Щербатов (особенно духовные и договорные грамоты князей и акты дипломатических сношений с конца XV в.); но он мог воспользоваться ими полнее, благодаря усердной помощи директоров архива, Н.Н. Бантыш-Каменского и А.Ф. Малиновского . Много ценных рукописей дало Синодальное хранилище (тоже известное Щербатову), библиотеки монастырей (Троицкой лавры, Волоколамского монастыря и другие), которыми стали в это время интересоваться, а также частные собрания рукописей Мусина-Пушкина и Румянцева. Особенно много документов Карамзин получил от канцлера Румянцева, собиравшего, через своих многочисленных агентов, исторические материалы в России и за границей, а также от А.И. Тургенева , составившего коллекцию документов папского архива. Обширные выдержки из всего этого материала, к которому надо присоединить найденную самим Карамзиным южную летопись, историограф напечатал в своих *Примечаниях*; но, ограничиваясь ролью художественного рассказчика и оставляя почти вовсе в стороне вопросы внутренней истории, он оставил собранный материал в совершенно неразработанном виде. Все указанные особенности *Истории* Карамзина определили отношение к ней современников. *Историей* восхищались литературные друзья Карамзина и обширная публика читателей-неспециалистов; интеллигентные кружки находили ее отсталой по общим взглядам и тенденциозной; специалисты-исследователи относились к ней недоверчиво, и самое предприятие - писать историю при тогдашнем состоянии науки - считали чересчур рискованным. Уже при жизни Карамзина появились критические разборы его истории, а вскоре после его смерти сделаны были попытки определить его общее значение в историографии. Лелевель указывал на невольное искажение им истины, *через сообщение предшедшему времени - характера настоящего* и вследствие патриотичеких, религиозных и политических увлечений. Арцыбашев показал, в какой мере вредят *истории* литературные приемы Карамзина; Погодин подвел итог всем недостаткам *Истории*, а Полевой усмотрел общую причину этих недостатков в том, что *Карамзин есть писатель не нашего времени* и что все его точки зрения, как в литературе, так и в философии, политике и истории, устарели с появлением в России новых влияний европейского романтизма. В 1830-х годах *История* Карамзина делается знаменем официально *русского* направления, и при содействии того же Погодина производится ее научная реабилитация. Осторожные возражения Соловьева (в 1850-х годах) заглушаются юбилейным панегириком Погодина (1866). Карамзин как литератор. *Петр Россам дал тела, Екатерина - душу*. Так, известным стихом, определялось взаимное отношение двух творцов новой русской цивилизации. Приблизительно в таком же отношении находятся и создатели новой русской литературы: Ломоносов и Карамзин. Ломоносов приготовил тот материал, из которого образуется литература; Карамзин вдохнул в него живую душу и сделал печатное слово выразителем духовной жизни и отчасти руководителем русского общества. Белинский говорит, что Карамзин создал русскую публику, которой до него не было, создал читателей - а так как без читателей литература немыслима, то смело можно сказать, что литература, в современном значении этого слова, началась у нас с эпохи Карамзина и началась именно благодаря его знаниям, энергии, тонкому вкусу и незаурядному таланту. Карамзин не был поэтом: он лишен творческой фантазии, вкус его односторонен; идеи, которые он проводил не отличаются глубиной и оригинальностью; великим своим значением он более всего обязан своей деятельной любви к литературе и так называемым гуманным наукам. Подготовка Карамзина была широка, но неправильна и лишена солидных основ; по словам Грота, он *более читал, чем учился*. Серьезное его развитие начинается под влиянием Дружеского общества. Глубокое религиозное чувство, унаследованное им от матери, филантропические стремления, мечтательная гуманность, платоническая любовь к свободе, равенству и братству с одной стороны и беззаветно-смиренное подчинение властям предержащим - с другой, патриотизм и преклонение перед европейской культурой, высокое уважение к просвещению во всех его видах, но при этом нерасположение к галломании и реакция против скептически-холодного отношения к жизни и против насмешливого неверия, стремление к изучению памятников родной старины - все это или заимствовано Карамзиным от Новикова и его товарищей, или укреплено их воздействием. Пример Новикова показал Карамзину, что и вне государственной службы можно приносить пользу своему отечеству, и начертал для него программу его собственной жизни. Под влиянием А. Петрова и, вероятно, немецкого поэта Ленца, сложились литературные вкусы Карамзина, представлявшие крупный шаг вперед сравнительно со взглядами его старших современников. Исходя из воззрения Руссо на прелести *природного состояния* и на права сердца, Карамзин, вслед за Гердером, от поэзии прежде всего требует искренности, оригинальности и живости. Гомер, Оссиан, Шекспир являются в его глазах величайшими поэтами; так называемая ново-классическая поэзия кажется ему холодной и не трогает его души; Вольтер в его глазах - только *знаменитый софист*; простодушные народные песни возбуждают его симпатию. В *Детском чтении* Карамзин следует принципам той гуманной педагогики, которую ввел в обиход *Эмиль* Руссо, и которая вполне совпадала со взглядами основателей Дружеского общества. В это время постепенно вырабатывается и литературный язык Карамзина, более всего способствовавший великой реформе. В предисловии к переводу Шекспировского *Юлия Цезаря* он еще пишет: *Дух его парил, яко орел, и не мог парения своего измерять*, *великие духи* (вместо гении) и т. п. Но Петров смеялся над *долгосложно-протяжнопарящими* славянскими словами, и *Детское чтение* самой целью своей заставляло Карамзина писать языком легким и разговорным и всячески избегать *славянщины* и латинско-немецкой конструкции. Тогда же, или вскоре после отъезда за границу, Карамзин начинает испытывать свои силы в стихотворстве; ему нелегко давалась рифма, и в стихах его совсем не было так называемого парения, но и здесь слог его ясен и прост; он умел находить новые для русской литературы темы и заимствовать у немцев оригинальные и красивые размеры. Его *древняя гишпанская историческая песня*: *Граф Гваринос*, написанная в 1789 г., - первообраз баллад Жуковского; его *Осень* в свое время поражала необыкновенной простотой и изяществом. Путешествие Карамзина за границу и явившиеся его результатом *Письма русского путешественника* - факт огромной важности в истории русского просвещения. О *Письмах* Буслаев говорит: *многочисленные читатели их нечувствительно воспитывались в идеях европейской цивилизации, как бы созревали вместе с созреванием молодого русского путешественника, учась чувствовать его благородными чувствами, мечтать его прекрасными мечтами*. По исчислению Галахова , в письмах из Германии и Швейцарии известия научно-литературного характера занимают четвертую часть, а если из парижских писем исключить науку, искусство и театр, останется значительно менее половины. Карамзин говорит, что письма писаны *как случалось, дорогой, на лоскутках карандашом*; а между тем оказалось, что в них немало литературных заимствований - стало быть, они написаны хотя отчасти *в тишине кабинета*. Во всяком случае значительную часть материала Карамзин действительно набирал дорогой и записывал *на лоскутках*. Другое противоречие существеннее: каким образом пылкий друг свободы, ученик Руссо, готовый упасть на колени перед Фиеско, может так презрительно отзываться о парижских событиях того времени и не хочет в них видеть ничего, кроме бунта, устроенного партией *хищных волков*? Конечно, воспитанник Дружеского общества не мог относиться с симпатией к открытому восстанию, но, боязливая осторожность также играла здесь немалую роль: известно, как резко изменила Екатерина свое отношение к французской публицистике и к деятельности *Генеральных штатов* после 14 июля. Самая тщательность обработки периодов в апрельском письме 1790 г. свидетельствует, по-видимому, о том, что тирады в восхваление старого порядка во Франции писаны на показ. - Карамзин усердно работал за границей (между прочим, выучился по-английски); его любовь к литературе укрепилась, и немедленно по возвращении на родину он делается журналистом. Его *Московский Журнал* - первый русский литературный журнал, действительно доставлявший удовольствие своим читателям. Здесь были образцы и литературной, и театральной критики, для того времени превосходные, красиво, общепонятно и в высшей степени деликатно изложенные. Вообще Карамзин сумел приспособить нашу словесность к потребностям лучших, т. е. более образованных русских людей, и притом обоего пола: до тех пор дамы не читали русских журналов. В *Московском Журнале* (как и позднее в *Вестнике Европы*) Карамзин не имел сотрудников в современном значении этого слова: приятели присылали ему свои стихотворения, иногда очень ценные (в 1791 г. здесь появилось *Видение Мурзы* Державина, в 1792 г. *Модная жена* Дмитриева , знаменитая песня *Стонет сизый голубочек* его же, пьесы Хераскова , Нелединского-Мелецкого и других), но все отделы журнала он должен был наполнять сам; это оказалось возможным только потому, что он из-за границы привез целый портфель, наполненный переводами и подражаниями. В *Московском Журнале* появляются две повести Карамзина: *Бедная Лиза* и *Наталья, боярская дочь*, служащие наиболее ярким выражением его сентиментализма. Особенно большой успех имела первая: стихотворцы славили автора или сочиняли элегии к праху бедной Лизы. Явились, конечно, и эпиграммы. Сентиментализм Карамзина исходил из его природных наклонностей и условий его развития, а также из его симпатии к литературной школе, возникшей в то время на Западе. В *Бедной Лизе* автор откровенно заявляет, что он *любит те предметы, которые трогают сердце и заставляют проливать слезы тяжкой скорби*. В повести, кроме местности, нет ничего русского; но неясное стремление публики иметь поэзию, сближенную с жизнью, пока удовлетворялось и этим немногим. В *Бедной Лизе* нет и характеров, но много чувства, а главное - она всем тоном рассказа трогала душу и приводила читателей в то настроение, в каком им представлялся автор. Теперь *Бедная Лиза* кажется холодной и фальшивой, но по идее это первое звено той цепи, которая, через романс Пушкина : *Под вечер осенью ненастной*, тянется до *Униженных и оскорбленных* Достоевского . Именно с *Бедной Лизы* русская литература принимает то филантропическое направление, о котором говорит Киреевский . Подражатели довели слезливый тон Карамзина до крайности, которой он вовсе не сочувствовал: уже в 1797 г. (в предисловии ко 2-й книге *Аонид*) он советует *не говорить беспрестанно о слезах ... сей способ трогать очень не надежен*. *Наталья, боярская дочь* важна как первый опыт сентиментальной идеализации нашего прошлого, а в истории развития Карамзина - как первый и робкий шаг будущего автора *Истории Государства Российского*. *Московский Журнал* имел успех, по тому времени весьма значительный (уже в первый год у него было 300 *субскрибентов*; впоследствии понадобилось второе его издание), но особенно широкой известности достиг Карамзин в 1794 г., когда он собрал из него все статьи свои и перепечатал в особом сборнике: *Мои безделки* (2-е изд., 1797; 3-е - 1801). С этих пор значение его, как литературного реформатора, вполне ясно: немногочисленные любители словесности признают его лучшим прозаиком, большая публика только его и читает с удовольствием. В России в то время всем мыслящим людям жилось так плохо, что, по выражению Карамзина, *великодушное остервенение против злоупотреблений власти заглушало голос личной осторожности* (*Записка о древней и новой России*). При Павле I Карамзин готов был покинуть литературу и искал душевного отдыха в изучении итальянского языка и в чтении памятников старины. С начала царствования Александра I-го Карамзин, оставаясь по-прежнему литератором, занял беспримерно высокое положение: он стал не только *певцом Александра* в том смысле, как Державин был *певцом Екатерины*, но явился влиятельным публицистом, к голосу которого прислушивалось и правительство, и общество. Его *Вестник Европы* - такое же прекрасное для своего времени литературно-художественное издание, как *Московский Журнал*, но вместе с тем и орган умеренно-либеральных взглядов. По-прежнему, однако, Карамзину приходится работать почти исключительно в одиночку; чтобы его имя не пестрило в глазах читателей, он принужден изобретать массу псевдонимов. *Вестник Европы* заслужил свое название рядом статей о европейской умственной и политической жизни и массой удачно выбранных переводов (Карамзин выписывал для редакции 12 лучших иностранных журналов). Из художественных произведений Карамзина в *Вестнике Европы* важнее других повесть-автобиография *Рыцарь нашего времени*, в которой заметно отражается влияние Жан-Поля Рихтера, и знаменитая историческая повесть *Марфа Посадница*. В руководящих статьях журнала Карамзин высказывает *приятные виды, надежды и желания нынешнего времени*, разделявшиеся лучшей частью тогдашнего общества. Оказалось, что революция, грозившая поглотить цивилизацию и свободу, принесла им огромную пользу: теперь *государи, вместо того, чтобы осуждать рассудок на безмолвие, склоняют его на свою сторону*; они *чувствуют важность союза* с лучшими умами, уважают общественное мнение и стараются приобрести любовь народную уничтожением злоупотреблений. По отношению к России Карамзин желает образования для всех сословий, и прежде всего грамотности для народа (*учреждение сельских школ несравненно полезнее всех лицеев, будучи истинным народным учреждением, истинным основанием государственного просвещения*); он мечтает о проникновении науки в высшее общество. Вообще для Карамзина *просвещение есть палладиум благонравия*, под которым он разумеет проявление в частной и общественной жизни всех лучших сторон человеческой природы и укрощение эгоистических инстинктов. Карамзин пользуется и формой повести для проведения своих идей в общество: в *Моей Исповеди* он обличает нелепое светское воспитание, которое дают аристократии, и несправедливые милости, ей оказываемые. Слабую сторону публицистической деятельности Карамзина составляет его отношение к крепостному праву; он, как говорит Н.И. Тургенев , скользит по этому вопросу (в *Письме сельского жителя* он прямо высказывается против предоставления крестьянам возможности самостоятельно вести свое хозяйство при тогдашних условиях). Отдел критики в *Вестнике Европы* почти не существует; Карамзин теперь далеко не такого высокого мнения о ней, как прежде, он считает ее роскошью для нашей, еще бедной, литературы. Вообще *Вестник Европы* не во всем совпадает с *Русским путешественником*. Карамзин далеко не так, как прежде, благоговеет перед Западом и находит, что и человеку, и народу нехорошо вечно оставаться в положении ученика; он придает большое значение национальному самосознанию и отвергает мысль, что *все народное ничто перед человеческим*. В это время Шишков начинает против Карамзина и его сторонников литературную войну, которая осмыслила и окончательно закрепила реформу Карамзина в нашем языке и отчасти в самом направлении русской словесности. Карамзин в юности признал своим учителем в литературном слоге Петрова, врага славянщины; в 1801 г. он высказывает убеждение, что только с его времени в русском слоге замечается *приятность, называемая французами elegance*. Еще позднее (1803) он так говорит о литературном слоге: *русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершенно узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски... Что же остается делать автору? Выдумывать, сочинять выражения, угадывать лучший выбор слов*. Шишков восстал против всех нововведений (причем, примеры берет и у неумелых и крайних подражателей Карамзина), резко отделяя литературный язык, с его сильным славянским элементом и тремя стилями, от разговорного. Карамзин не принял вызова, но за него вступили в борьбу Макаров , Каченовский и Дашков , которые и теснили Шишкова, несмотря на поддержку российской академии и на основание в помощь его делу *Беседы любителей российской словесности*. Спор можно считать оконченным после основания Арзамаса и вступления Карамзина в академию в 1818 г. В своей вступительной речи он высказал светлую мысль, что *слова не изобретаются академиями; они рождаются вместе с мыслями*. По выражению Пушкина, *Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова*. Этот живой элемент заключается в краткости периодов, в разговорной конструкции и в большом количестве новых слов (таковы, например, моральный, эстетический, эпоха, сцена, гармония, катастрофа, будущность, влиять на кого или на что, сосредоточить, трогательный, занимательный, промышленность). Работая над историей, Карамзин сознал хорошие стороны языка памятников и сумел ввести в обиход много красивых и сильных выражений. При собирании материала для *Истории* Карамзин оказал огромную услугу изучению древней русской литературы; по словам Срезневского , *о многих из древних памятников Карамзиным сказано первое слово и ни об одном не сказано слова не кстати и без критики*. *Слово о Полку Игореве*, *Поучение Мономаха* и множество других литературных произведений древней Руси стали известны большой публике только благодаря *Истории Государства Российского*. В 1811 г. Карамзин был отвлечен от своего главного труда составлением знаменитой записки *О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях* (издано вместе с запиской о Польше, в Берлине, в 1861 г.; в 1870 г. - в *Русском Архиве*), которую панегиристы Карамзина считают великим гражданским подвигом, а другие *крайним проявлением его фатализма*, сильно склоняющегося к обскурантизму. Барон Корф (*Жизнь Сперанского*, 1861) говорит, что эта записка не есть изложение индивидуальных мыслей Карамзина, но *искусная компиляция того, что он слышал вокруг себя*. Нельзя не заметить явного противоречия между многими положениями записки и теми гуманными и либеральными мыслями, которые высказывал Карамзин, например, в *Историческом похвальном слове Екатерине* (1802) и других публицистических и литературных своих произведениях. Записка, как и поданное Карамзиным в 1819 г. Александру I *Мнение русского гражданина* о Польше (напечатано в 1862 г. в книге *Неизданные сочинения*; ср. *Русский Архив* 1869), свидетельствуют о некотором гражданском мужестве автора, так как по своему резко-откровенному тону должны были возбудить неудовольствие государя; но смелость Карамзина не могла быть ему поставлена в серьезную вину, так как возражения его основывались на его уважении к абсолютной власти. Мнения о результатах деятельности Карамзина сильно расходились при жизни его (его сторонники еще в 1798 - 1800 гг. считали его великим писателем и помещали в сборники рядом с Ломоносовым и Державиным, а враги даже в 1810 г. уверяли, что он разливает в своих сочинениях *вольнодумческий и якобинский яд* и явно проповедует безбожие и безначалие); не могут они быть приведены к единству и в настоящее время. Пушкин признавал его великим писателем, благородным патриотом, прекрасной душой, брал его себе в пример твердости по отношению к критике, возмущался нападками на его историю и холодностью статей по поводу его смерти. Гоголь говорит о нем в 1846 г.: *Карамзин представляет явление необыкновенное. Вот о ком из наших писателей можно сказать, что он весь исполнил долг, ничего не зарыл в землю и на данные ему пять талантов истинно принес другие пять*. Белинский держится как раз противоположного мнения и доказывает, что Карамзин сделал меньше, чем мог. Впрочем, огромное и благодетельное влияние Карамзина на развитие русского языка и литературной формы единодушно признается всеми. Литература: I. Сочинения и письма Карамзина. Более полными и исправными изданиями Карамзина считаются: *Сочинения* (издание 4-е, 1834 - 35 и 5-е, 1848) и *Переводы* (издание 3-е, 1835). *Бедная Лиза* перепечатывалась много раз. Многочисленны переиздания избранных мест из *Писем русского путешественника*. Лучшие издания *Истории Государства Российского* - 2-е, Сленина (Санкт-Петербург, 1818 - 29; *Ключ* к нему П. Строева , Москва, 1836) и 5-е, Эйнерлинга (с *Ключом* Строева, Санкт-Петербург, 1842 - 43). Отдельные тома издания в *Дешевой Библиотеке* Суворина (без примечаний). *Письма Карамзина к А.Ф. Малиновскому* (издание *Общества Любителей Российской Словесности* под редакцией М.Н. Лонгинова , 1860). Важнейший из сборников писем Карамзина - к И.И. Дмитриеву, изданный Гротом и Пекарским к юбилею Карамзина в 1866 г.; по тому же поводу вышла и книга М.П. Погодина: *Н.М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников* (Москва, 1866). Письма к Н.И Кривцову (*Отчет Императорской публичной библиотеки за 1892 г.*, приложение); к князю П.А. Вяземскому , 1810 - 1826 годов (*Старина и Новизна*, книга I, 1897; ср. *Вестник Европы*, 1897, V); к А.И Тургеневу, 1806 - 1826 годов (*Русская Старина*, 1899, I - IV); переписка с императором Николаем Павловичем (*Русский Архив*, 1906, I). Из бумаг Н.М. Карамзина (*Старина и Новизна*, книга II, 1898); *Записка о древней и новой России* (издание под редакцией В.В. Сиповского , Санкт-Петербург, 1914, ср. текст *Записки* в 3-м издании книги А.Н. Пыпина : *Общественное движение при Александре I*). - II. Исследования и статьи о Карамзине: К.Н. Бестужев-Рюмин (в *Русском биографическом словаре* 1897); В.В. Сиповский, *Н.М. Карамзин, автор Писем русского путешественника* (Санкт-Петербург, 1899); Н.П. Барсуков , *Жизнь и труды М.П. Погодина*; Н.Н. Булич , *Очерки по истории русской литературы и просвещения* (2-е издание); его же, *Биографический очерк Карамзина* (1866); Иконников , *Карамзин историк*; П. Милюков , *Главные течения русской исторической мысли* (8-е издание, Санкт-Петербург, 1913); С.Ф. Платонов , *Речь о Карамзине* (Сочинения, том I); *Старина* и *Новизна*, книга XIII, 1909 (из дневника княгини Е.Н. Мещерской о последних годах жизни Карамзина); М.Н. Мазаев , *Культ любви* (*Вестник Воспитания*, 1901, сентябрь); статьи о языке Карамзина; В. Истомина (в *Русском филологическом Вестнике*, 1896, том XXXVI) и Е.Ф. Будде (в *Журнале Министерства Народного Просвещения*, 1901, II). - III. Библиография. С.А. Венгеров , *Источники словаря русских писателей* (том II, Санкт-Петербург, 1910). См. также статьи: Аксаков Иван Сергеевич ; Аксаков Сергей Тимофеевич ; Александр Михайлович Тверской ; Арцыбашев Николай Сергеевич ; Бантыш-Каменский Николай Николаевич ; Барков Иван Семенович (Иван Степанович) ; Басмановы (А.Д., Ф.А., П.Ф., И.Ф.) ; Батюшков Константин Николаевич ; Бекетов Платон Петрович ; Белинский Виссарион Григорьевич ; Бельские ; Бестужев-Рюмин Константин Николаевич ; Блудов Дмитрий Николаевич ; Богданович Ипполит Федорович ; Богомил (Богумил) ; Борецкая Марфа ; Борис Федорович Годунов ; Боян (Баян) ; Брячислав (имя нескольких князей Полоцкой земли) ; Булич Николай Никитич ; Бутков Петр Григорьевич ; Вадим Храбрый ; Варвара Алексеевна ; Василий (князь Минский) ; Василий Александрович (князь Пронский) ; Василисса (имя русских княгинь) ; Василько Борисович ; Василько Рогволодович ; Васильчиков Григорий Борисович ; Васильчикова Анна ; Вельяминов Мирон Андреевич ; Вигель Филипп Филиппович ; Владимир Святославич (древнее Владимер) ; Владимир Святославич (князь Смоленский) ; Волконская Зинаида Александровна (княгиня) ; Вышеслава Вячеславовна ; Вяземский Петр Андреевич ; Гальберг (художники) ; Гамалея Семен Иванович ; Гастингс Мария (Хантинская) ; Георгий Данилович ; Георгий Лугвениевич (Семенович) ; Глеб Василькович ; Глеб Святославич (князь новгородский) ; Глинка Михаил Иванович ; Глинские (Георгий (Юрий) и Михаил Васильевичи) ; Глинский-Темный Василий Львович ; Гнедич Николай Иванович ; Гоголь Николай Васильевич ; Годунова Ирина Никитична ; Голенищев-Кутузов Павел Иванович ; Голохвастов Александр Яковлевич ; Гольдгаммер ; Горчаков Дмитрий Петрович ; Горюшкин Захарий Аникеевич ; Гостомысл ; Грот Константин Яковлевич ; Грот Яков Карлович ; Грымовский (Grymowsky Golat) ; Грязной Василий Григорьевич ; Давид Мстиславич ; Дантес Георг-Карл (д'Антес) ; Державин Гавриил Романович ; Дмитриев Иван Иванович (баснописец) ; Достоевский Федор Михайлович ; Екатерина Павловна ; Елена Павловна (Фредерика-Шарлотта-Мария) ; Ермак Тимофеевич ; Ермолаев Александр Иванович ; Жуковский Василий Андреевич ; Закревский Николай Васильевич ; Засекины ; Иакинф Гаврилович ; Иван Борисович Тугой Лук ; Иванчин-Писарев Николай Дмитриевич ; Измайлов Артемий Васильевич ; Измайлов Владимир Васильевич ; Изяслава ; Иларион (митрополит киевский) ; Ильин Николай Иванович ; Иоанн (новгородские посадники) ; Иоанн Васильевич (сын князя Смоленского) ; Иоанн Василькович ; Иоанн Данилович Калита ; Иоанн Димитриевич Шемякин ; Иоанн Иоаннович II ; Казимер Василий Федорович ; Каменев Гавриил Петрович ; Капнист Василий Васильевич ; Карамзина Александра Васильевна ; Карамзины ; Карины (писатели) ; Каченовский Михаил Трофимович ; Кирилл III ; Китай Василий Федорович (Китаин Василий Иванович) ; Климченко Константин Михайлович ; Костров Ермил Иванович ; Крылов Иван Андреевич ; Кутузов Александр Михайлович ; Леонтовский Захар Федорович ; Лжедимитрий I ; Линниченко Андрей Иванович ; Ломоносов Михаил Васильевич ; Магницкий Михаил Леонтьевич ; Мерзляков Алексей Федорович ; Мещерский Владимир Петрович ; Минин Кузьма Захарьевич ; Муравьев Михаил Никитич ; Мусины-Пушкины ; Назарьянц Степанос ; Новиков Николай Иванович ; Озеров Владислав Александрович ; Пазухины ; Петлин Иван ; Петров Александр Андреевич ; Погодин Михаил Петрович ; Позняков Василий (Поздняков, Поздяков) ; Полевой Николай Алексеевич ; Поспелова Марья Алексеевна ; Пушкин Александр Сергеевич ; Пушкин Василий Львович ; Радищев Александр Николаевич ; Рамазанов Николай Александрович ; Ремезов Семен Ульянович ; Рогов Трофим Осипович ; Россия, разд. История русской литературы ; Россия, разд. История русской литературы (XVIII век и первая половина XIX века) ; Россия, разд. Источники русской истории и русская историография ; Румянцев Николай Петрович ; Сербинович Константин Степанович ; Сильвестр (священник московского Благовещенского собора) ; Сленин Иван Васильевич ; Смера Иван ; Смит Томас (Smyth) ; Соловьев Сергей Михайлович ; София Алексеевна ; Сперанский Михаил Михайлович ; Ставассер ; Стасюлевич Михаил Матвеевич ; Строгановы (Строгоновы) ; Строев Павел Михайлович ; Сушков Николай Васильевич ; Тамара ; Телятевский Андрей Андреевич ; Тредьяковский Василий Кириллович ; Тропинин Василий Андреевич ; Тургенев Александр Иванович ; Филарет (в миру Димитрий Григорьевич Гумилевский) ; Филимонов Георгий Дмитриевич ; Фонвизин Денис Иванович ; Френ Христиан Данилович ; Хлебников Петр Кириллович ; Хованский Григорий Александрович ; Чаадаев Петр Яковлевич ; Черепанов Илья ; Шадеп Иоанн Матиас ; Шаликов Петр Иванович ; Шатров Николай Михайлович ; Шаховской Александр Александрович ; Щербатов Михаил Михайлович ; Эмин Федор Александрович ; Ялычев Бурнаш .... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

Карамзин Николай Михайлович [1 (12) XII 1766, с. Михайловка (Преображенское) Бузулукского у. Симбирской губ. (по др. данным – с. Богородское Симбирского у. Симбирской губ.*) – 22 V (3 VI) 1826, Петербург; похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры]. Принадлежал к старинному дворянскому роду, известному с XVI в. и происходил от татар. князей. Отец – Михаил Егорович (ум. 1782), отставной капитан, имевший земли в Симбирской и Оренбургской губ. Мать – Екатерина Петровна, урожд. Пазухина (ум. 1769). Вторым браком отец женился на Е. Г. Дмитриевой (ум. 1774), тетке <em>И. И. Дмитриева</em>. Детство К. провел в с. Знаменское Симбирской губ. и Симбирске. Обучался нем. языку у местного врача-немца; много читал (в круг его чтения входила «Римская история» Ш. Роллена в переводе <em>В. К. Тредиаковского</em>, произведения Ф. А. Эмина и переводные романы XVIII в., преимущественно фр.). Воспитывался в Симбирске в дворянском пансионе Фовеля; с 1779 или 1780 – в Москве в пансионе проф. Моск. ун-та И. М. Шадена, где совершенно овладел нем. языком, изучил фр. и др. языки; одновременно посещал лекции в Моск. ун-те. С 1781 начал службу в Преображенском полку в Петербурге, куда был переведен из армейских полков (в службу записан в 1774). 28 апр. 1781 получил чин подпрапорщика. Подружился с <em>А. И. Дмитриевым</em> и особенно с И. И. Дмитриевым; вместе они обсуждали прочитанные книги и собственные литературные опыты. Первым трудом К. И. И. Дмитриев называет перевод с нем. – «Разговор австрийской Марии-Терезии с нашей императрицею Елисаветою в Елисейских полях» (не сохр.). Годовой отпуск (с 11 сент. 1781) провел в Знаменском. В связи со смертью отца 6 февр. 1783 вновь взял отпуск на 11 месяцев и уехал из Петербурга в Симбирск. В 1783 К. впервые выступил в печати с прозаическим переводом с нем. идиллии С. Геснера «Деревянная нога». С 1 янв. 1784 К. вышел в отставку с чином поручика. Живя в Симбирске, вел светский образ жизни, увлекался картами. Вступив в масонскую ложу Златого венца, значился там «товарищем» (см.: Семнадцатый век.М., 1869. Кн. 2. С. 507).В кон. 1784 или нач. 1785 <em>И. П. Тургенев</em> убедил К. ехать с ним в Москву и ввел его в кружок <em>Н. И. Новикова</em>, где, по словам И. И. Дмитриева, началось «не только авторское, но и нравственное образование» К. Он общался с Новиковым, <em>С. И. Гамалеей</em>, <em>Ф. П. Ключаревым</em>, <em>А. М. Кутузовым</em>, <em>И. В. Лопухиным</em>, И. П. Тургеневым, <em>М. М. Xepacкoвым</em> и др. участниками кружка, а также с находившимся в то время в Москве нем. поэтом и драматургом Я.-М. Ленцем, связанным с движением «бури и натиска». Часто бывая у Плещеевых, К. очень привязался к Н. И. Плещеевой, сохранив эту привязанность на долгие годы. В дружеском кругу он получил прозвище «лорд Рамзей» (Э. Рэмзи – шотл. поэт, автор пасторальной драмы «Нежный пастух», 1725). Тесная дружба связывала К. с <em>А. А. Петровым</em>, оказавшим на него большое влияние. Они жили вместе у Меншиковой башни в доме, принадлежавшем Дружескому учен. о-ву. Предметом их бесед, а затем переписки был широкий круг литературных и эстетических проблем. Находясь в Симбирске с весны до кон. июля 1785, К. сообщал Петрову о своих литературных занятиях, в частности о переводе В. Шекспира. 24 янв. 1786 К. подал в московскую цензуру книгу «Жизнь и смерть Квата, или Путешествие развратного человека к вечной погибели» (сведений о публ. нет); 20 авг. – свой прозаический перевод с нем. поэмы А. Галлера «О происхождении зла» (1786; посв. брату – В. М. Карамзину, перевод сопровожден примечаниями К.); 19 окт. – перевод трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» (опубл. 1787; см.: <em>Смирнов С</em>. Цензурная ведомость 1786–1788 гг. // Осмнадцатый век. М., 1868. Кн. 1. С. 428, 435). К. перевел «Юлия ; Цезаря» с нем. перевода И.-И. Эшенбурга. В предисловии (с датой: «15 окт. 1786»), включавшем выборки из статьи К.-М. Виланда «Дух Шекспира» и некоторые примечания Эшенбурга, К. прославлял драматурга как гения, познавшего «все тайнейшие человеческие пpyжины». 18 нояб. 1786 была объявлена подписка на периодическое издание, представлявшее собой перевод с нем. сочинений К.-Х. .Штурма и И.-Ф. Тиде под назв. ; «Беседы с Богом» (1787–1789), в котором К. участвовал вместе с Петровым, <em>Д. И. Дмитревским</em> и <em>И. Г. Харламовым</em>. По свидетельству И. И. Дмитриева, К. перевел «два или три тома» этого издания (корректура – Б-ка КазГУ).В 1787–1789 Новиков привлек К. вместе с Петровым к сотрудничеству и редактированию журнала «Дет. чтение», где К. впервые выступил в печати с оригинальными произведениями в прозе и стихах (преимущественно стихотворные дружеские послания; ранее он включал некоторые свои стихи в текст писем к И. И. Дмитриеву). В программном стихотворении «Поэзия» (1789. Ч. 17; написано в 1787; перепеч. в более полном виде: Моск. журн. 1792. Ч. 7. Сент.) К. называл наиболее замечательных, с его точки зрения, авторов: Гомер, Софокл, Еврипид, Феокрит и др. античные писатели; Шекспир, Оссиан (т. е. «Поэмы Оссиана» Дж. Макферсона), Дж. Мильтон, Дж. Томсон, Э. Юнг, С. Геснер, Ф.-Г. Клопшток – имена, свидетельствовавшие об интересе к сентименталистским и преромантическим тенденциям в европ. литературе. Тогда же К. перевел в стихах «Гимн» из поэмы Томсона «Времена года» (1789. Ч. 18. № 23). Из прозаических сочинений К., помещенных в «Дет. чтении», известны лирический этюд «Прогулка» (1789. Ч. 18. № 4) и «русская старинная повесть» «Евгений и Юлия» (Там же. № 25). По предположению Э. Г. Кросса, К. принадлежит также повесть «Пустынник» (1788. Ч. 15). Из переводов К. здесь опубликованы «Деревенские вечера» (цикл повестей) С.-Ф. Жанлис, отрывки из сочинения Ш. Бонне «Созерцание природы», «сельская драма» Х.-Ф. Вейсе «Аркадский памятник». Прозаические переводы из поэмы Томсона «Времена года» (1787. Ч. 10–12. № 26, 39, 52), по-видимому, также выполнены К.Очевидно, К. готовил отдельное издание перевода Бонне совместно с А. А. Плещеевым, который 24 мая 1787 представил в цензуру книгу «Рассмотрение натуры» (сведений о публ. нет); К. упоминал об этой работе в письме к Бонне от 22 янв. 1790. В 1786–1790 К. вел переписку на нем. языке со швейц. писателем и философом И.-К. Лафатером, обсуждая вопросы морали и литературы. В кон. 1787 перевел с нем. трагедию Г.-Э. Лессинга «Эмилия Галотти» (1788). В предисловии (с датой: «13 янв. 1788») он упоминал, что торопился перевести пьесу к «представлению на театре», и этот перевод был подвергнут критике. Публикуя переработанный текст, К. посвящал перевод критикам, «умеющим ценить драматические сочинения».15 марта 1789 К. писал Лафатеру о своем намерении в мае отправиться в путешествие по Европе и посетить Германию, Швейцарию, Францию и Англию. По одним свидетельствам (С. И. Гамалея, Ф. Н. Глинка), К. путешествовал по маршруту, согласованному с московскими масонами, на их средства. Однако во время следствия по делу Новикова было зафиксировано, что он ездил вольным «вояжером» на собственный счет. Об этом же упоминал и М. А. Дмитриев. 18 мая 1789 К. выехал из Москвы в Петербург; через Ригу, Кенигсберг, Данциг в кон. июня он добрался до Берлина и далее, посетив Дрезден, Мейсен, Лейпциг, Веймар, Эрфурт, Франкфурт на Майне, Майнц, Мангейм, в авг. через Страсбург приехал в Швейцарию. Гипотеза Ю. М. Лотмана о том, что он сразу же отправился в Париж для встречи с Кутузовым, опровергается архивными документами (см. С. Геллерман). Побывав в Базеле, Цюрихе, Берне и Лозанне, в нач. окт. К. прибыл в Женеву, где оставался до 15 марта 1790. После поездки в Лион в кон. марта К. приехал в Париж, где жил ок. двух месяцев. Затем через Кале он отправился в Лондон, откуда морским путем 15 июля 1790 вернулся в Петербург, а в авг. – в Москву. Во время путешествия К. осматривал достопримечательности, посещал музеи, театры, светские салоны, встречался с учеными и писателями: И. Кантом, Э. Платнером, Х.-Ф. Вейсе, К.-М. Виландом, И.-Г. Гердером, Ф. Маттисоном, Ш. Бонне, Лафатером, И. Баггезеном, Ж.-Ж. Бартелеми, Ж.-Ф. Мармонтелем и др. Большое значение имели также встречи К. с соотечественниками: В. Н. Зиновьевым, С. Р. Воронцовым, П. Строгановым. Оказавшись в Париже в разгар Великой фр. революции, К. посещал заседания Национального собрания, слушал выступления О.-Г. Мирабо, М. Робеспьера, Э. де Сент-Рабо и др.; встречался с Ж. Роммом; внимательно следил за газетами. Во время путешествия К. вел записи, послужившие затем основой «Писем русского путешественника».По возвращении в Россию К. решительно отошел от масонского кружка. Еще в письме к Лафатеру от 21 авг. 1789 он сообщал о своем намерении «тотчас» по прибытии в Москву издавать собственный журнал и написать «что-нибудь о своем путешествии». О будущем журнале К. говорил и с <em>Г. Р. Державиным</em>, с которым он познакомился через И. И. Дмитриева в Петербурге, возвращаясь из Европы. 6 нояб. 1790 в «Моск. вед.» (№ 89) появилось объявление о подписке на «Моск. журн.» и его программе. Замысел К. вызвал резкое неодобрение некоторых членов новиковского кружка. Кутузов в письме к Н. Н. Трубецкому от 31 дек. 1790 высмеял К. под именем Попугая Обезьянина.«Моск. журн.» К. издавал ежемесячно с янв. 1791 по дек. 1792. Здесь сотрудничали Державин, И. И. Дмитриев, Херасков, а также <em>С. С. Бобров</em>, <em>Д. И. Дмитревский</em>, <em>В. В. Капнист</em>, Ключарев, <em>Н. А. Львов</em>, <em>Ю. А. Нелединский-Мелецкий</em>, А. А. Петров, <em>В. С. Подшивалов</em> и др. Основное место занимали сочинения и переводы самого К., помещавшиеся без подписи или под псевдонимами. В каждом выпуске печатались «Письма русского путешественника» (письма из Германии, Швейцарии, Парижа). В журнале были опубликованы повести К., сразу же принесшие ему широкую известность: «Бедная Лиза» (1792. Ч. 6. Июнь; подп. – «Ы») и «Наталья, боярская дочь» (1792. Ч. 8. Окт. – дек.; подп. – «Ы. Ц. Ч.»), а также др. повести и прозаические этюды: «Фрол Силин, благодетельный человек» (1791. Ч. 3. Июль; без подписи), «Лиодор» (1791. Ч. 5. Март; подп. – «-нъ»), «Прекрасная Царевна и счастливый Карла» (1792. Ч. 7. Авг.; подп.– «Ч. Ш. Щ.»), «Райская птичка» (1791. Ч. 3. Авг.; без подписи), «Ночь» (1792. Ч. 5. Февр.; подп. – «-нъ»), «Деревня» (1792. Ч. 7. Июль; без подписи) и др. В. В. Виноградов атрибутировал К. произведения, не включавшиеся позднее писателем в свои собрания сочинений: прозаические сочинения «Сельский праздник и свадьба» (1791. Ч. 1. Март) и «Разные отрывки. (Из записок одного молодого Россиянина») (1792. Ч. 6. Апр.), а также стихотворение «Странные люди. Подражание Лихтверу», (1792. Ч. 5. Янв.). Мн. стихи К., помещенные в журнале, большей частью без подписи, отличались жанровой и ритмической новизной: первые в рус. печати баллады «Раиса» (1791. Ч. 4. Нояб.) и «Граф Гваринос» (1792. Ч. 6. Июнь); стихотворения «Выздоровление» (1791. Ч. 1. Февр.; подп. – «К.»), «К прекрасной» (1791. Ч. 3. Авг.), «Осень» (1791. Ч. 4. Окт.), написанные дактило-хореическим размером без рифм и сопровождавшиеся метрической схемой. Стихотворение «К Милости» (1792. Ч. 6. Май; подп. – «Ц. Ы.»), обращенное к <em>Екатерине</em> <em>II</em>, представляло собой отважную попытку заступиться за только что подвергнутых преследованиям Новикова, и его сподвижников. В письме от 19 июля 1792 Петров просил К. прислать ему первоначальную, очевидно еще более смелую, редакцию стихотворения (не сохр.). Стихотворение «Песнь мира» (1792. Ч. 5. Февр.; без подписи) было написано К. по мотивам «Оды к радости» Ф. Шиллера. Большую популярность приобрела одна из эпитафий К. «Покойся, милый прах, до paдостного утра...» (1792. Ч. 7. Июль; без подписи), высоко оцененная Петровым и Дмитриевым. Единственным опытом К. в области драматургии была драма «София» (1791. Ч. 2. Июнь. Ч. 3, Июль). Многочисленные переводы К., публиковавшиеся в «Моск. журн.», отражали его интерес к культуре разных времен и народов: прозаические переводы с англ. из «Поэм Оссиана» Дж. Макферсона – «Картон» (1791. Ч. 2. Май; с предисл. переводчика) и «Сельмские песни» (1791. Ч. 3. Авг.; с посв. Державину); перевод с нем. «Сцен из Саконталы» Калидасы (1792. Ч. 6. Май; с предисл. издателя); переводы с фр. цикла повестей Мармонтеля «Вечера» (1791–1792. Ч. 1–5) и повести Ж.-П. Флориана «Валерия» (1792. Ч. 7. Сент.); перевод с нем. повести Виланда «Корделия» (1792. Ч. 7. Июль); драмы Шиллера «Юлиана» (1792. Ч. 7. Авг.) и др. Для отдела «Смесь» К. переводил небольшие заметки из нем. и фр. журналов.Важную роль в истории рус. критики сыграли оригинальные и переводные книжные и театральные рецензии К., регулярно помещавшиеся в «Моск. журн.» бес подписи в разделах «О русских книгах», «О иностранных книгах», «Московский театр», «Французский театр». Здесь содержалась достаточно последовательная литературно-эстетическая программа сентиментализма. Преимущественное внимание было обращено на таких писателей, как С. Ричардсон, Л. Стерн. К.-Ф. Мориц, Мармонтель; обсуждались принципы изображения характеров, вопросы литературного стиля и языка. Программное значение имела рецензия К. на роман . Хераскова «Кадм и Гармония» (1791. Ч. 1. Янв.), где шла речь о специфике художественного творчества. В рецензиях на книги Т. Мора, Л.-С. Мерсье, Ж.-Ж. Бартелеми, К. Вольнея затрагивались социально-политические и историко-философские проблемы. К. высказывал симпатии к утопическим проектам общественного устройства, но сомневался в возможности их реального осуществления.Взгляды К. на театр наиболее развернуто были высказаны в рецензии на постановку пьесы Лессинга «Эмилия Галотти» (1791 Ч. 1. Янв.). Иронический отзыв с пьесе <em>Н. П. Николева</em> «Баловень» (1791. Ч. 4. Нояб.) стал причиной дальнейшей полемики этого автора с К. и И. И. Дмитриевым. Cвои критические суждения К. нередко высказывал также в издательских примечаниях и, в частности, таким образом поддержал Подшивалова в его полемике с <em>Ф. О. Туманским</em> на страницах «Моск. журн.». В письмах К. к Дмитриеву за 1791–1792 содержатся резкие отзывы о сочинениях Николева, <em>А. И. Клушина</em>, П. Ю. Львова, о журнале И. А. Крылова «Зритель», неоднократно задевавшем К. Однако вступить в открытую полемику К. не хотел; он оставил также без ответа и выпад против него Туманского в «Рос. магазине» (1792. Ч. 1. С. 198). «Моск. журн.» вызвал настороженное и даже враждебное отношение некоторых масонов: Кутузова, <em>М. И. Багрянского</em>, Лопухина, Н. Н. Трубецкого, упрекавших К. в «самонадеянности» и «гордости», а также недостатке патриотизма. Один из самых первых хвалебных отзывов на сочинения К. принадлежал Державину («Прогулка в Сарском селе» – Моск. журн. 1791. Ч. 3. С. 127). Петров в письме от 19 июля 1792 назвал «Бедную Лизу» «прекрасной». С восхищением о К. как русском Стерне, о его «чувствительном» слоге писали сотрудники «Приятного и полезного» (1794. Ч. 1. С. 8; Ч. 2. С. 229–230, 279). И. И. Дмитриев вспоминал, что «Моск. журн.» «обратил на себя внимание первостатейных наших авторов» и что «все отдали справедливость новому, легкому, приятному и живописному слогу “Писем русского путешественника”, “Натальи, боярской дочери” и других небольших повестей» (<em>Дмитриев</em> <em> И</em>. <em> И</em>. Соч. Т. 2. С. 47). Завершая «Моск. журн.», К. сообщал о своем намерении приступить к новому изданию – «Аглая», для которого в 1793 он написал ряд произведений: лирический этюд «Цветок на гроб моего Агатона» (отклик на смерть Петрова; датирован 28 марта 1793); статьи «Что нужно автору?», «Нечто о науках, искусствах и просвещении», стихотворения «Приношение Грациям», «Волга», «Надгробная надпись Боннету» и др. «Аглая»(1794–1795. Кн. 1–2; 2-е изд. 1796. Кн. 1–2; Кн. 2 с поcв.: «Другу моего сердца, единственному, бесценному» (Н. И. Плещеевой)) – первый рус. альманах. Кроме басни И. И. Дмитриева «Чиж» и двух стихотворений Хераскова, все помещенные здесь сочинения принадлежали К. Альманах отразил глубоко личные переживания писателя, а также крах его недавних политических надежд, связанных с Великой фр. революцией и развеянных известиями о якобинском терроре (статьи «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору» – 1795. Кн. 2). Несмотря на духовный кризис, К. выражал убежденность в нравственном значении наук и искусств, полемизируя с Ж.-Ж. Руссо; ставил вопрос о моральной ответственности писателя и необходимости внутреннего единства между его жизненным поведением и творчеством. Трагическим мироощущением проникнуты опубликованные в «Аглае» повести К. «Остров Борнгольм» (1794. Кн. 1); «Сиерра-Морена» (1795. Кн. 2; написана в 1793), «Афинская жизнь» (1795. Кн. 2). Повесть «Остров Борнгольм», связанная с традицией англ. готического романа и содержавшая мотив инцеста, вызвала возмущение Боброва. Но, по словам Ф. Н. Глинки, «из 1200 кадет редкий не повторял наизусть какой-нибудь страницы из “Острова Борнгольма”» (цит. по: <em>Погодин М. П</em>. Н. М. Карамзин по его соч. ... Ч. 1. С. 243). Стихотворение из этой повести «Законы осуждают…», написанное белым стихом, приобрело широкую популярность и включалось в рукописные сборники (существует переработанный рифмованный вариант). Незаконченная «богатырская сказка» К. «Илья Муромец» (1795. Кн. 2), где использован т. н. «русский размер» (четырехстопный хорей с дактилическими окончаниями), по словам А. X. Востокова, «обратила на себя общее внимание сколько заманчивостью слога, столько и новостью размера» (СПб. вестн. 1812. Ч. 2. Июнь. С. 285). В «Аглае» К. публиковал продолжение «Писем русского путешественника» – письма из Англии. О большом впечатлении, произведенном альманахом К. на современников, свидетельствуют отзывы Болотова, Востокова, Державина, <em>П. А. Словцова</em>.Первый авторский сборник К. «Мои безделки» (1794. Ч. 1–2; 2-е, доп. изд. 1797; 3-е изд. М., 1801), объединивший прозу и стихи, по содержанию и композиции явился изданием нового типа, имел подчеркнуто камерный характер. При включении произведений, печатавшихся ранее в «Моск. журн.», К. вносил правку в их текст. Ф. Н. Глинка вспоминал: «Все бросились к книге и погрузились в нее: читали, читали, перечитывали и, наконец, почти вытвердили наизусть» (цит. по: <em>Погодин М. П</em>. Н. М. Карамзин по его соч. ... Ч. 1. С. 216–217). Болотов с одобрением отмечал, что благодаря малому формату книги ее удобно брать с собой на прогулки, и потому «многие ею будут довольны» (<em>Губерти Н. В</em>. Ист.-лит. и библиогр. мат-лы. СПб., 1887. С. 24). В 1794 К. издал брошюру «Les amusements de Znamenscoe» (в продажу не поступала), включавшую сочинения узкого круга друзей – гостей орловского имения Плещеевых Знаменское. Сюда вошли два небольших прозаических сочинения К. на фр. языке (одно из них «Дремучий лес» на рус. языке опубликовано в «Аглае» – 1795. Кн. 2).В 1793–1795 К. неоднократно ездил в Симбирск. В связи с преследованиями масонов подозрения коснулись и К.: в сент. – окт. 1795 даже разнесся слух о его «удалении» и «ссылке». В это время он продолжал поддерживать дружеские отношения с И. П. Тургеневым и Херасковыми. 16 февр. 1795 <em>Е. В. Хераскова</em> писала И. П. Тургеневу о К.: «… мы с ним гораздо больше прежнего спознакомились и более узнали цену его. Без лести сказать, что он редко хороший человек во всех отношениях» (цит. по: Рус. лит. 1993. № 2. С. 87). Продав свое симбирское имение в 1795, К. оказал существенную денежную помощь Плещеевым, у которых много лет подолгу гостил в Знаменском.В течение 1795 К. сотрудничал в «Моск. вед.», готовя отдел «Смесь», включавший заметки и статьи, преимущественно переводные, из нем. и фр. газет и журналов. Повесть «Юлия», написанную для так и не появившейся кн. 3 «Аглаи», К. выпустил отдельным изданием в 1796, так же как и переведенную им с фр. повесть Ж. де Сталь «Мелина» (с посв. Н. И. Плещеевой; 2-е изд. М., 1802) и повесть «Бедная Лиза» (с гравюрой Н. И. Соколова; иждивением «Любителя литературы», очевидно И. В. Лопухина). В 1794–1798 вышли из печати «Мармонтелевы повести» (Ч. 1–2; переизд.: М., 1815. Ч. 1–2; М., 1822. Ч. 1–2) – переводы К., публиковавшиеся ранее в «Моск. журн.» и новые.Первой рус. поэтической антологией явились «Аониды» К. (1796–1799. Кн. 1–3) – издание, задуманное еще в 1795 и включавшее стихи современных поэтов, как маститых (Державин, Херасков, И. И. Дмитриев, Капнист, Нелединский-Мелецкий), так и начинающих (<em>М. Л. Магницкий</em>, <em>П. А. Пелъский</em>, <em>Г. А. Хованский</em> и мн. др.). Новые стихи самого К. были посвящены теме творчества («К бедному поэту», «Дарования» (оба – 1797. Кн. 2)); любовной теме («К неверной» и «К верной» – 1797. Кн. 2; написаны в связи с увлечением кн. П. Ю. Гагариной) и др. темам.В «Оде на случай присяги московских жителей &amp;LT;...&amp;GT; Павлу I» (отд. изд. 1796) К. прославлял нового государя за «милость», оказанную осужденным, т. е. участникам новиковского кружка. Для издававшегося в Гамбурге фр. журнала «Spectateur du Nord» (1797. № 10) К. написал статью «Un mot sur la littérature Russe» («Несколько слов о русской литературе»), в которой, в частности, кратко излагалось содержание «Писем русского путешественника» и говорилось о фр. революции как о событии, определяющем «судьбы людей на много последующих веков». По предположению Ю. М. Лотмана, К. принадлежит также напечатанная в этом же журнале (1798. № 2) статья о Петре III («Lettre au Spectateur sur Pierre III»). B трактате «Разговор о счастии» (отд. изд, 1797; 2-е изд. 1802) речь шла с темах, затронутых К. в статьях, публиковавшихся в «Аглае». В это же время он стал изучать ит. язык, «Сплю и вижу Метастазия», – писал он Дмитриеву 16 нояб. 1797. Часто бывая в свете, писал мадригалы и стихотворные надписи.К 1797 – нач. 1798 относятся различные творческие замыслы К., так и не осуществленные: похвальные слова Петру I и <em>М. В. Ломоносову</em>, роман под назв. «Картина жизни». Уже тогда он деятельно занимался изучением истории, читая Плутарха, Э. Гиббона, У. Робертсона, Дж. Фергюсона, Д. Юма и др. В кон. 1797 написан не публиковавшийся при жизни К. этюд на фр. языке «Quelques idées sur 1’amour» («Мысли о любви»). В 1797–1801 появилось первое полное отдельное издание «Писем русского путешественника» (Ч. 1–6; с посв. Плещеевым; перепеч.: М., 1801. Ч. 1–5), в котором текст, по сравнению с предшествовавшими публикациями, был подвергнут правке. В 1797–1798 К. занимался также изданием «Сочинений» Державина, в 1798–1803 выпустил «Разные повести» (Ч. 1–2; 2-е изд.: М., 1816); в 1799–1803 переиздал «Дет. чтение» (перепеч. также в Москве и Орле с 1801 по 1819); в 1801–1803 – «Моск. журн.» (с изменениями в составе и правкой текста) и «Повести» Жанлис (М., 1802–1803. Ч. 1–2; также М., 1816).Своего рода итогом переводческой деятельности К. явился его «Пантеон иностранной словесности» (1798. Ч. 1–3; 2-е изд. 1818. Ч. 1–3), куда вошли переводы, как ранее публиковавшиеся, так и новые. Здесь были представлены античные авторы (Демосфен, Цицерон, Лукан) и современные европ. писатели и философы (Гердер, Руссо, А.-Л. Тома, О. Голдсмит и мн. др.). При издании «Пантеона» К. столкнулся с цензурными затруднениями, о которых сообщал И. И. Дмитриеву в июне – авг. 1798. В 1800 Туманский, бывший тогда цензором в Риге, задержал нем. перевод «Писем русского путешественника», написав особую бумагу о встреченных им там «вольных мыслях». Тогда же на К. был подан еще один донос, принадлежавший, очевидно, П. И. Голенищеву-Кутузову, высмеявшему ранее К. в «Оде в честь моему другу» (Иппокрена. 1799. Ч. 4). Последствий эти доносы не имели благодаря заступничеству за К. перед Павлом I Ф. В. Ростопчина, родственника Плещеевых. В апр. 1801 К. женился на младшей сестре Н. И. Плещеевой – Е. И. Протасовой, которая через год скончалась после рождения дочери Софьи. Очевидно, вскоре после его женитьбы А. С. Кайсаровым было написано пародийное «Описание бракосочетания г-на К&amp;LT;арамзина&amp;GT;» (Рус. стих. пародия (1960). С. 193–198). Критическое отношение к творчеству К. проявилось также в речи о рус. литературе, произнесенной Андреем И. Тургеневым в марте 1801 в Дружеском лит. о-ве.Новые политические и творческие надежды возникли у К. с воцарением Александра I, которому он посвятил в 1801 две оды: «Е. и. в. Александру I &amp;LT;...&amp;GT; на восшествие на престол» и «На торжественное коронование &amp;LT;...&amp;GT; Александра I».В 1801 К. написал также «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (М., 1802), содержавшее программу просвещенного правления. Отдельным изданием вышел перевод К. с нем. либретто оратории И. Гайдна «Творение» (М., 1801). В 1802 совместно с П. П. Бекетовым К. осуществил издание «Пантеон российских авторов», где гравированные портреты писателей сопровождались написанными К. их биографиями. Опираясь на «Опыт словаря» (1772) Новикова, К. расходился с ним в оценке творчества ряда авторов – <em>А. П. Сумарокова</em>, <em>В. И. Майкова</em> и др.С янв. 1802 по дек. 1803 два раза в месяц К. выпускал «Вестн. Европы» – периодическое издание нового типа, включавшее две рубрики: «Литература и смесь» и «Политика». В журнале сотрудничали Державин, И. И. Дмитриев, Херасков, Нелединский-Мелецкий, В. А. Жуковский, В. Л. Пушкин и др. Значительную часть в первой рубрике занимали публикации самого К.; политический отдел он готовил сам полностью, переводя и компонуя сообщения двенадцати зарубежных газет и журналов – англ., нем., фр., а также помещая обзоры и статьи на политические темы. Значительное место уделялось информации о бонапартистской Франции, об образе правления в Соединенных Штатах Америки, характеризовалась деятельность Наполеона, Дж. Вашингтона и др. крупнейших государственных деятелей того времени. Выступая теперь решительным противником насильственных политических переворотов, К. становится апологетом просвещенной монархии (статья «Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени» – 1802. № 12). Одновременно в журнале много внимания уделялось воспитанию в согражданах интереса и уважения к своему национальному прошлому, к отечественной культуре и языку: статьи «О любви к отечеству и народной гордости» (1802. № 4), «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств» (1802. № 24) и др. Большое значение К. придавал распространению образованности в России, развитию книжного дела и литературы, расширению читательской аудитории: «О книжной торговле и любви ко чтению в России» (1802. № 9), «Отчего в России мало авторских талантов?» (1802. № 14). Существенную роль в развитии рус. критики сыграла статья К. «О Богдановиче и его сочинениях»(1803. № 9). В «Вестн. Европы» появились новые стихотворения К., в т. ч. «К Эмилии» (1802. № 3) и «К Добродетели» (1802. № 23), – стихи, отразившие переживания К. в связи со смертью Е. И. Карамзиной и рождением дочери Софьи.Заметным явлением в истории рус. прозы стали повести К., опубликованные им в журнале. Повесть «Моя исповедь. Письмо к издателю журнала» (1802. № 6), продолжая традиции рус. сатиры XVIII в., затрагивает тему воспитания, являясь одновременно полемическим откликом на творчество Ж.-Ж. Руссо и особенно его подражателей. В образе главного героя повести обнаруживаются некоторые черты одного из современников К. – кн. Е. А. Голицына. Персонажи другой повести К. «Чувствительный и холодный. Два характера» (1803. № 19) – восторженный, пылкий, «чувствительный» Эраст и рассудительный, флегматичный, «холодный» Леонид – стали прообразами героев А. С. Пушкина («Евгений Онегин») и М. Ю. Лермонтова («Герой нашего времени»). Самое название романа Лермонтова непосредственно связано с загл. незавершенного автобиографического романа К. «Рыцарь нашего времени» (1802. № 13, 18; 1803. № 14), где отразились воспоминания писателя о его детских годах (исследователи, однако, неоднократно отмечали отступления К. от реальных фактов своей биографии). В повести К. «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода» (1803. № 1–3), где рассказывалось о событиях XV в., проявилось большее, по сравнению с повестью «Наталья, боярская дочь», стремление к исторической достоверности, к постижению духа эпохи. Одновременно, подчеркивая различие между художественным произведением и изложением исторических фактов, К. опубликовал в «Вестн. Европы» статью «Известие о Марфе Посаднице, взятое из жития св. Зосимы» (1803. № 12). Серьезный интерес К. к отечественной истории в этот период проявился также в таких статьях, как «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице» (1802. № 15–17), «О тайной канцелярии» (1803. № 6).Среди переводов К., публиковавшихся в журнале, были сочинения Жанлис, А. Коцебу, Ф. Шиллера и др. «Вестн. Европы» вызвал большой интерес современников (число подписчиков превысило 1200 – для того времени очень значительный тираж). С одобрением отзывался о журнале К. Александр И. Тургенев. Называя «Вестн. Европы» «лучшим нашим журналом», И. И. Дмитриев писал: «Он удовлетворяет читателям обоих полов, молодым и престарелым, степенным и веселым» (<em>Дмитриев И. И</em>. Соч. Т. 2. С. 58). Журнал сыграл решающую роль в судьбе В. А. Жуковского, опубликовавшего здесь свои первые повести и знаменитую элегию «Сельское кладбище» (1802. № 24). После смерти Е. И. Карамзиной Жуковский жил у К. под Москвой. Их тесные дружеские и творческие контакты продолжались до самой смерти К.В 1800–1810 гг. К. общался с писателями разных поколений: И. И. Дмитриевым, Херасковым, Лопухиным, И. П. Тургеневым, а также Андреем И. и Александром И. Тургеневыми, В. В. Измайловым, <em>Г. П. Каменевым</em> и др. Каменев так опиывал К. в 1800: «Он росту более нежели среднего, черноглаз, черноволос, нос довольно велик, румянец неровный и бакенбарт густой. Говорит скоро, с жаром и перебирает вcex строго» (<em>Бобров Е А</em>. Письмa… С. 130). «Сочинения» К. вышли в Москве в 1803–1804 (Т. 1–8), 1814 (2-е изд. Т. 1–8), 1820 3-е изд. Т. 1–9).Важным итогом литературной деятельности К. была его языковая реформа, способствовавшая сближению книжного языка с разговорной речью образованного общества. В бурной полемике, открытой книгой А. С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (СПб., 1803), направленной против К. и его сторонников, он сам не принял участия. Наиболее обстоятельным ответом Шишкову было выступление П. И. Макарова в «Моск. Меркурии» (1803. № 12), вызвавшее, в свою очередь, полемическую статью Боброва «Происшествие в царстве теней, или Судьбина российского языка» (1805; при жизни не опубл.). Против К. была направленa комедия А. А. Шаховского «Новый Стерн» (1805), встреченная критической рецензией в «Журн. рос. словесности» (1805. Ч. 2). Борьба шишковистов с карамзинистами В. В. Измайлов, П. И. Макаров, П. И. Шаликов и др.) получила продолжение в 1810-е гг. в литературных спорах Беседы любителей рус. слова и «Арзамаса», почетным членом которого К. был избран. Через посредство <em>М. Н. Муравьева</em> К. обратился к Александру I с просьбой оказать ему поддержку в работе над историей России. По именному указу от 31 окт. 1803 он был назначен историографом с ежегодным пенсионом 2000 руб. В библиотеках и архивах К. тщательно: изучал печатные и рукописные источники. Значительную помощь ему оказывали <em>Н. Н. Бантыш-Каменский</em>, <em>А. Ф. Малиновский</em>, Муравьев, <em>А. И. Мусин-Пушкин</em>, А. Н. Оленин и др. Опираясь на труды зарубеж. и рос. историков (<em>В. Н. Татищева</em>, Ломоносова, <em>М. М. Щербатова</em>, Новикова и др.), К. ввел в науку новые ценные документы: Лаврентьевскую и Троицкую, Ипатьевскую и Хлебниковскую летописи, древнейший список «Русской Правды», Судебник Ивана Грозного и мн. др. Всецело посвятив себя занятиям историей, К. работал очень интенсивно, обретая отдых в узком дружеском и семейном кругу. В янв. 1804 он женился на Екатерине Андреевне Колывановой (1780–1857), сводной сестре П. А. Вяземского, сделавшись его опекуном и наставником. Семья жила в Москве, летом – в подмосковном имении Вяземских Остафьеве, где К. продолжал свой труд по истории России. В 1804 К. получил чин надв. советника. К нач. 1805 был завершен т. 1 «Истории государства Российского», в 1806 – т. 2, к 1808 – т. 3. В 1810 К. издал со своим предисловием подготовленный и отредактированный им сборник прозаических сочинений М. Н. Муравьева «Опыты истории, словесности и нравоучения» (Ч. 1–2).Познакомившись в 1810 с вел. княгиней Екатериной Павловной, в 1811 по ее приглашению приехал в Тверь, где читал ей и Александру I главы своей «Истории». В марте 1811 в Твери К. передал государю свой трактат – «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» («Записка о древней и новой России»; впервые опубл. отд.: Берлин, 1861; в России полностью: 1900; отд.: СПб., 1914). К. выступал здесь решительным сторонником самодержавной власти, но одновременно подвергал резкой критике политику Александра I, выражая отрицательное отношение к реформам М. М. Сперанского. «Записка» вызвала недовольство государя.В 1812 в связи с приближением войск Наполеона К. отправил семью в Ярославль. Собираясь вступить в ополчение, он покинул Москву одним из последних в сент. 1812 (накануне вступления врагов в город) и перебрался с семьей в Нижний Новгород, где оставался до нач. 1813. Во время московского пожара сгорела библиотека К. и мн. рукописи. Несмотря на все трудности, к 1814 он завершил т. 7 «Истории»; к 1816 было готово восемь томов. В связи с победой над Наполеоном К. написал оду «Освобождение Европы и слава Александра I» (СПб., 1814; посв. «добрым москвитянам»). К этому же времени относится замысел К. создать историю войны 1812 (см.: <em>Пигарев К. В</em>. Неосуществленный замысел Карамзина // XVIII век. Л., 1966. Сб. 7. С. 291–293).18 мая 1816 К. уехал из Москвы в Петербург, чтобы решить вопрос о публикации завершенных томов «Истории». Александр I заставил его очень долго добиваться аудиенции. Лишь 8 дек. 1816 историограф смог поднести свой труд государю; были получены средства на печатание «Истории» и разрешение публиковать ее без цензуры; К. был награжден чином ст. советника и орденом св. Анны 1-й степени. С большим успехом К. читал отрывки из «Истории» в некоторых частных домах, в частности у С. П. Свечиной. В Петербурге К. с семьей поселился в доме Е. Ф. Муравьевой (наб. Фонтанки, 25), лето проводил в Царском Селе. В 1817 К. ездил в Москву и по просьбе императрицы Марии Федоровны написал «Записку о московских достопамятностях», напечатанную без ведома автора В. Н. Каразиным (Укр. вестн. 1818. Ч. 10. Май) и вызвавшую резкую критику М. Т. Каченовского (Вестн. Европы. 1818. № 13).28 янв. 1818 вышла в свет «История государства Российского» с посв. Александру I (СПб., 1818. Т. 1–8; 2-е изд. СПб., 1818–1820). Этот труд вызвал огромный интерес современников, и тираж (3000 экз.) разошелся в один месяц. Сразу же вокруг «Истории» К. развернулась широкая полемика, отразившаяся в печати, а также сохранившаяся в рукописной литературе. Подвергалась критике историческая концепция К., его язык (выступления М. Т. Каченовского, И. Лелевеля, Н. С. Арцыбашева и др.), его политические взгляды (высказывания М. Ф. Орлова, Н. М. Муравьева, Н. И. Тургенева). Многие встретили «Историю» восторженно: К. Н. Батюшков, И. И. Дмитриев, Вяземский, Жуковский и др.5 дек. 1818 К. выступил с «Речью, произнесенной на торжественном собрании имп. Российской Академии» в связи с избранием в ее члены (Сын отеч. 1819. № 51). Особое внимание здесь уделялось проблемам национального своеобразия рус. литературы, говорилось о «народном свойстве россиян». В 1819 К. вновь выступил на заседании Рос. Академии с чтением отрывков из т. 9 «Истории», посвященного царствованию Ивана Грозного. В 1821 вышел из печати т. 9 его труда, в 1824 – т. 10 и 11; т. 12, последний, содержавший описание событий до нач. XVII в., К. не успел завершить (издан посмертно в 1829). Появление новых томов, показывавших деспотизм Ивана Грозного и повествовавших о преступлении Бориса Годунова, вызвало оживление полемики вокруг труда К.Показательно отношение А. С. Пушкина к К. и его деятельности. Познакомившись с историографом еще в 1816 в Царском Селе, Пушкин сохранял к нему и его семье уважение и привязанность, что не мешало ему вступать с К. в достаточно резкие споры. Пушкину приписываются эпиграммы на К.-историка: «Послушайте: я сказку вам начну…» и «В его “Истории” изящность, простота…». Первая эпиграмма некоторыми исследователями (Ю. П. Фесенко, В. П. Козлов) атрибутируется А. С. Грибоедову; вторую А. Ф. Смирнов приписывал П. А. Катенину, однако большинство исследователей считают ее пушкинской. В. Э. Вацуро датирует ее 1818 (после выхода т. 6 «Истории»). Приняв участие в полемике вокруг «Истории», Пушкин горячо выступил в защиту К., подчеркивая общественное значение его труда и называя его «подвигом честного человека». Свою трагедию «Борис Годунов» Пушкин посвятил «драгоценной для россиян памяти» К.К восстанию декабристов К. отнесся с неодобрением (он находился на Сенатской площади 14 дек. 1825), но был одним из немногих, предпринявших попытку заступиться за осужденных перед Николаем I, сказав ему, что «заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века» (<em>Розен А. Е</em>. Зап. декабриста. Иркутск, 1984. С. 183).Значительный интерес представляет обширное эпистолярное наследие К.: его письма к И. И. Дмитриеву (отд. изд. СПб., 1866); Вяземскому (отд. изд. СПб., 1897), Батюшкову, Державину, Жуковскому, В. М. Карамзину, Кутузову, Е. Ф. Муравьевой и мн. др.Еще при жизни К. его произведения, включая «Историю», переводились на др. языки. Деятельность К., возглавившего в России целое литературное направление – сентиментализм, и впервые сблизившего историографию с художественным творчеством, разными сторонами постоянно привлекала к себе внимание Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого. С именем К. связан особый этап развития рус. культуры.Архив К. не сохранился; отдельные материалы: РГИА, ф. 951; РГАЛИ, ф. 248; РНБ, ф. 336.<span style="color: brown;">Лит.: <em>Погодин М. П</em>.:* 1) Письмо из Симбирска &amp;LT;...&amp;GT; Об открытии памятника Карамзину… // Москвитянин. 1845. № 9; 2) Н. М. Карамзин по его соч., письмам и отзывам современников. М., 1866. Ч. 1–2; <em>Дмитриев М. А</em>. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869; <em>Сербинович К. С</em>. Воспоминания о Н. М. Карамзине. 1796–1826 // Рус. старина. 1874. Т. 11; <em>Дмитриев И. И</em>. Соч. СПб., 1893. Т. 2; <em>Тихонравов Н. С</em>. Четыре года из жизни Карамзина // Тихонравов Н. С. Собр. соч. М., 1898. Т. 3, ч. 2; <em>Сиповский В. В</em>. Н. М. Карамзин, автор «Писем русского путешественника». СПб., 1899; <em>Бобров Е. А</em>. Письма Г. П. Каменева к С. А. Москотильникову // Бобров Е. А. Лит. и просв. в России XIX в. Казань, 1902. Т. 3; Барсков. Переписка масонов (1915); Берков. Журналистика (1952); <em>Виноградов В. В</em>. Неизв. сочинения Карамзина // Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961; <em>Куприянова Е. Н</em>. Рус. роман первой четв. XIX в.: От сентиментальной повести к роману // История рус. романа. М.; Л., 1962. Т. 1; <em>Привалова Е. П</em>. О сотрудниках журн. «Дет. чтение для сердца и разума» // XVIII век. М.; Л., 1964. Сб. 6; <em>Канунова Ф. 3</em>. Из истории рус. повести: (Ист.-лит. значение повестей Н. М. Карамзина) Томск, 1967; <em>Верховская Н</em>. Карамзин в Москве и Подмосковье. М. 1968; <em>Rothe H</em>. Karamzins еuгорäische Reise: Der Beginn des russischen Romans. Bad Homburg; Zürich, 1968; Державин и Карамзин в лит. движении XVIII – нач. XIX в. Л., 1969 (XVIII век; Сб. 8); <em>Cros A. G</em>.: 1) N. М. Karamzin: A Study of his Literary Career. London; Amsterdam, 1971; 2) Karamzin’s firs short story? // Essays in Russia History and Literature. Leiden, 1972; Essays on Karamzin: Russian Manof-Letters, Political Thinker, Histоrian, 1766–1826 / Ed. by J. L. Black The Hague; Paris, 1975; <em>Kochetkоva N</em>. Nikolay Karamzin. Boston 1975; <em>Кислягина Л. Г</em>. Формирование обществ.-полит. взглядов Н. М. Карамзина (1785–1803 гг.) М., 1977; Левин. Оссиан (1980); Проблемы историзма в рус. лит. Кон. XVIII – нач. XIX в. Л., 1981 (XVIII век; Сб. 13); <em>Кафанова О. Б</em>. 1) «Юлий Цезарь» Шекспира в переводе Н. М. Карамзина // Рус. лит. 1983. № 2; 2) Библиография переводов Н. М. Карамзина (1783–1800 гг.) // XVIII век. Л., 1989 Сб. 16; 3) Библиография переводов Н. М. Карамзина в «Вестн. Европы (1802–1803 гг.) // XVIII век. СПб. 1991. Сб. 17; <em>Эйдельман Н. Я</em>. Последний летописец. М., 1983; <em>Осетров Е</em>. Три жизни Карамзина. М. 1985; <em>Успенский Б. А</em>. Из истории рус. лит. яз. XVIII – нач. XIX в. Языковая программа Карамзина и ее ист. корни. М., 1985; <em>Kowalczyk W</em>. Proza Mikołaja Karamzina: Problemy poetyki. Lublin, 1985; <em>Вацуро В. Э</em>., <em>Гиллельсон М. И</em>. Сквозь «умственные плотины» 2-е изд. М., 1986 (1-е изд. М. 1972); <em>Лотман Ю</em>. Сотворение Карамзина. М., 1987; <em>Шмидт С. О</em>. «История государства Российского» в культуре дореволюционной России // Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1988 Кн. 4 (репринтное воспроизведение изд. 1842–1844); <em>Козлов В. П</em>. «История государства Российского Н. М. Карамзина в оценках современников. М., 1989; <em>Жилякова Э. М</em>. Традиции сентиментализма: творчестве раннего Достоевского. Томск, 1989; <em>Булгарин Ф</em>. Встреча с Карамзиным: (Из лит. воспоминаний) // Булгарин Ф. Соч.. М., 1990; <em>Кожевников В</em>. О. «прелестях кнута» и «подвиге честного человека»: Пушкин и Карамзин // Рус. арх.: Рус. ист. журнал. М., 1990. Вып. 1; Левин. Восприятие (1990); Н. М. Карамзин: Биобиблиогр. указ. / Сост. Н. И. Никитина, В. А. Сукайло; Науч. консультант М. П. Чередникова; Отв. за вып. И. Э. Барановская. Ульяновск, 1990; <em>Gellermann S</em>. Karamzine à Genève: Notes sur quelques documents d’archives concernant les Lettres d’un Voyageur russe // Fakten und Fabeln: Schweizerisch-slavische Reisebegegnung vom 18. bis zum 20. Jahrhundert / Hrsg. von M. Bankowski, P. Brang, C. Coehrke, R. Kemball. Basel; Frankfurt am Main, 1991; <em>Hammarberg G</em>. From the Idyll to the Novel: Karamzins Sentimentalist Prose. Cambridge, 1991; Н. М. Карамзин: Юбилей 1991 г. / Сост. Н. И. Михайлова, С. О. Шмидт. М., 1992; Письма Н. М. Карамзина к В. М. Карамзину (1795–1798) / Публ. В. Э. Вацуро // Рус. лит. 1993. № 2; <em>Казаков Р. Б</em>. Об издании М. П. Погодиным биографии Н. М. Карамзина // Вспомогательные ист. дисциплины: Тезисы докладов и сообщений науч. конф. М., 1994; <em>Кочеткова Н. Д</em>. Лит. рус. сентиментализма: (Эстетические и художественные искания). СПб., 1994; <em>Топоров В. Н</em>. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения. М., 1995; <em>Иванов М. В</em>. Судьба рус. сентиментализма. СПб., 1996; Карамзинский сб.: Творчество Н. М. Карамзина и ист.-лит. процесс. Ульяновск, 1996; <em>Лазарчук Р. М</em>. Переписка Н. М. Карамзина с А. А. Петровым: (К проблеме реконструкции «романа в письмах») // XVIII век. СПб., 1996. Сб. 20; <em>Леманн-Карли Г</em>. Я.-М.-Р. Ленц и Н. М. Карамзин // Там же; Вацуро В. Э. К истории эпиграмм Пушкина на Карамзина // Новое лит. обозр. 1997. № 27; <em>Ларионова Е. О</em>. Н. М. Карамзин по мат-лам архива братьев Тургеневых // Там же.</span><div style="margin-left:20px"><em>Н. Д. Кочеткова</em></div><br>... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

КАРАМЗ́́ИН Николай Михайлович (1766—1826), рус. писатель, критик, историк. В раннем творчестве Л. заметно нек-рое влияние сентименталистов, в т.ч. и К.... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

Карамзин, Николай Михайлович - знаменитый русский литератор, журналист и историк. Родился 1 декабря 1766 г. в Симбирской губернии; вырос в деревне отца, симбирского помещика. Первой духовной пищей 8 - 9-летнего мальчика были старинные романы, развившие в нем природную чувствительность. Уже тогда, подобно герою одной из своих повестей, "он любил грустить, не зная о чем", и "мог часа по два играть воображением и строить замки на воздухе". На 14-м году Карамзин был привезен в Москву и отдан в пансион московского профессора Шадена; он посещал также и университет, в котором можно было научиться тогда "если не наукам, то русской грамоте". Шадену он обязан был практическим знакомством с немецким и французским языками. После окончания занятий у Шадена, Карамзин несколько времени колебался в выборе деятельности. В 1783 г. он пробует поступить на военную службу, куда записан был еще малолетним, но тогда же выходит в отставку и в 1784 г. увлекается светскими успехами в обществе города Симбирска. В конце того же года Карамзин возвращается в Москву и через посредство земляка, И.П. Тургенева, сближается с кружком Новикова . Здесь началось, по словам Дмитриева , "образование Карамзина, не только авторское, но и нравственное". Влияние кружка продолжалось 4 года (1785 - 88). Серьезной работы над собой, которой требовало масонство, и которой так поглощен был ближайший друг Карамзина, Петров , в Карамзине, однако, не заметно. С мая 1789 до сентября 1790 г. он объехал Германию, Швейцарию, Францию и Англию, останавливаясь преимущественно в больших городах, как Берлин, Лейпциг, Женева, Париж, Лондон. Вернувшись в Москву, Карамзин стал издавать "Московский Журнал" (см. ниже), где появились "Письма русского путешественника". "Московский Журнал" прекратился в 1792 г., может быть - не без связи с заключением в крепость Новикова и гонением на масонов. Хотя Карамзин, начиная "Московский Журнал", формально исключил из его программы статьи "теологические и мистические", но после ареста Новикова (и раньше окончательного приговора) он напечатал довольно смелую оду: "К милости" ("Доколе гражданин покойно, без страха может засыпать, и всем твоим подвластным вольно по мыслям жизнь располагать; ...доколе всем даешь свободу и света не темнишь в умах; доколе доверенность к народу видна во всех твоих делах: дотоле будешь свято чтима...спокойствия твоей державы ничто не может возмутить") и едва не попал под следствие по подозрению, что за границу его отправили масоны. Большую часть 1793 - 1795 годов Карамзин провел в деревне и приготовил здесь два сборника под названием "Аглая", изданные осенью 1793 и 1794 годов. В 1795 г. Карамзин ограничивался составлением "смеси" в "Московских Ведомостях". "Потеряв охоту ходить под черными облаками", он пустился в свет и вел довольно рассеянную жизнь. В 1796 г. он издал сборник стихотворений русских поэтов, под названием "Аониды". Через год появилась вторая книжка "Аонид"; затем Карамзин задумал издать нечто в роде хрестоматии по иностранной литературе ("Пантеон иностранной словесности"). К концу 1798 г. Карамзин едва провел свой "Пантеон" через цензуру, запрещавшую печатать Демосфена, Цицерона, Саллюстия и т. п., потому что они были республиканцами. Даже простая перепечатка старых произведений Карамзина встречала затруднения со стороны цензуры. Тридцатилетний Карамзин извиняется перед читателями за пылкость чувств "молодого, неопытного русского путешественника" и пишет одному из приятелей: "всему есть время, и сцены переменяются. Когда цветы на лугах пафосских теряют для нас свежесть, мы перестаем летать зефиром и заключаемся в кабинете для философских мечтаний... Таким образом, скоро бедная муза моя или пойдет совсем в отставку, или... будет перекладывать в стихи Кантову метафизику с Платоновой республикой". Метафизика, однако, была так же чужда умственному складу Карамзина, как и мистицизм. От посланий к Аглае и Хлое он перешел не к философии, а к историческим занятиям. В "Московском Журнале" Карамзин завоевал сочувствие публики в качестве литератора; теперь в "Вестнике Европы" (1802 - 03) он является в роли публициста. Преимущественно публицистический характер носит и составленное Карамзиным в первые месяцы царствования императора Александра I "Историческое похвальное слово императрице Екатерине II". Во время издания журнала Карамзин все более входит во вкус исторических статей. Он получает, при посредстве товарища министра народного просвещения М.Н. Муравьева , титул историографа и 2000 рублей ежегодной пенсии, с тем, чтобы написать полную историю России (31 октября 1803 г.). С 1804 г., прекратив издание "Вестника Европы", Карамзин погрузился исключительно в составление истории. В 1816 г. он издал первые 8 томов "Истории Государства Российского" (в 1818 - 19 годах вышло второе издание их), в 1821 г. - 9 том, в 1824 г. - 10-й и 11-й. В 1826 г. Карамзин умер, не успев дописать 12-го тома, который был издан Д.Н. Блудовым по бумагам, оставшимся после покойного. В течение всех этих 22 лет составление истории было главным занятием Карамзина; защищать и продолжать дело, начатое им в литературе, он предоставил своим литературным друзьям. До издания первых 8 томов Карамзин жил в Москве, откуда выезжал только в Тверь к великой княгине Екатерине Павловне (через нее он передал государю в 1810 г. свою записку "О древней и новой России") и в Нижний, на время занятия Москвы французами. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве, имении князя Андрея Ивановича Вяземского, на дочери которого, Екатерине Андреевне, Карамзин женился в 1804 г. (первая жена Карамзина, Елизавета Ивановна Протасова, умерла в 1802 г.). Последние 10 лет жизни Карамзин провел в Петербурге и сблизился с царской семьей, хотя император Александр I, не любивший критики своих действий, относился к Карамзину сдержанно со времени подачи "Записки", в которой историограф оказался plus royaliste que le roi. В Царском Селе, где Карамзин проводил лето по желанию императриц (Марии Феодоровны и Елизаветы Алексеевны ), он не раз вел с императором Александром откровенные политические беседы, с жаром восставал против намерений государя относительно Польши, "не безмолвствовал о налогах в мирное время, о нелепой губернской системе финансов, о грозных военных поселениях, о странном выборе некоторых важнейших сановников, о министерстве просвещения или затмения, о необходимости уменьшить войско, воюющее только Россию, о мнимом исправлении дорог, столь тягостном для народа, наконец, о необходимости иметь твердые законы, гражданские и государственные". По последнему вопросу государь отвечал, как мог бы он отвечать Сперанскому , что "даст коренные законы России", но на самом деле это мнение Карамзина, как и другие советы противника "либералов" и "сервилистов", Сперанского и Аракчеева , "осталось бесплодно для любезного отечества". Кончина императора Александра потрясла здоровье Карамзина; полубольной, он ежедневно бывал во дворце для беседы с императрицей Марией Феодоровной, от воспоминаний о покойном государе переходя к рассуждениям о задачах будущего царствования. В первые месяцы 1826 г. Карамзин пережил воспаление легких и решился, по совету докторов, ехать весной в Южную Францию и Италию, для чего император Николай дал ему денежные средства и предоставил в его распоряжение фрегат. Но Карамзин был уже слишком слаб для путешествия и 22 мая 1826 г. скончался.<br>... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1766-1826) - российский историк, писатель, почетный член Петербургской АН (1818). Создатель "Истории государства Российского" (т. 1-12, 1816-29), одного из значительных трудов в Российской историографии. Основоположник русского сентиментализма ("Письма русского путешественника", "Бедная Лиза" и др.). Редактор "Московского журнала" (1791-92) и "Вестника Европы" (1802-03).<br>... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

Карамзин Николай Михайлович — знаменитый русский литератор, журналист и историк, род. 1 декабря 1766 г. в Симбирской губ. Он вырос в деревне отца, симбирского помещика. Первой духовной пищей 8-9-летнего мальчика были старинные романы, развившие в нем природную чувствительность. Уже тогда, подобно герою одной из своих повестей, "он любил грустить, не зная о чем", и "мог часа по два играть воображением и строить замки на воздухе. На 14-м году К. был привезен в Москву и отдан в пансион моск. проф. Шадена: он посещал также и университет, в котором можно было научиться тогда "если не наукам, то русской грамоте". Шадену он обязан был практическим знакомством с немецким и французским языками. В Москве сложились литературные вкусы К. и начаты первые литературные опыты, состоявшие, по обычаю того времени, в переводах. После окончания занятий у Шадена К. несколько времени колебался в выборе деятельности. В 1783 г. мы видим его в СПб., занятым литературными трудами, в постоянном общении с И. И. Дмитриевым; в том же году он пробует поступить на военную службу, куда записан был еще малолетним, но тогда же выходит в отставку и в 1784 г. увлекается светскими успехами в обществе г. Симбирска. В конце того же года К. возвращается в Москву и через посредство земляка, И. П. Тургенева, сближается с кружком Новикова. Здесь началось, по словам Дмитриева, образование К., не только авторское, но и нравственное. Влияние кружка продолжалось 4 года (1785-88); К. много читал за это время, много переводил, увлекался Руссо и Стерном, Гердером и Шекспиром, наслаждался дружбой, стремился к идеалу и слегка грустил о несовершенствах этого мира. Серьезной работы над собой, которой требовало масонство и которой так поглощен был ближайший друг К. — Петров, мы, однако, не видим в К. В 1789 г. К. простился навсегда с братьями по масонству и отправился путешествовать; с мая 1789 г. до сентября 1790 г. он объехал Германию, Швейцарию, Францию и Англию, останавливаясь преимущественно в больших городах, как Берлин, Лейпциг, Женева, Париж, Лондон. Вернувшись в Moскву, К. стал издавать "Московский журнал" (см. ниже), где появились "Письма русского путешественника". "Московский журнал" прекратился в 1792 г., может быть - не без связи с заключением в крепость Новикова и гонением на масонов. Хотя К., начиная "Московский журнал", формально исключил из его программы статьи "теологические и мистические", но после ареста Новикова (и раньше окончательного приговора) он напечатал довольно смелую оду "К Милости" ("Доколе гражданин покойно, без страха может засыпать, и всем твоим подвластным вольно по мыслям жизнь располагать;...доколе всем даешь свободу и света не темнишь в умах; доколь доверенность к народу видна во всех твоих делах: дотоле будешь свято чтима...; спокойствия твоей державы ничто не может возмутить") и едва не попал под следствие по подозрению, что за границу его отправили масоны. Большую часть 1793-1795 гг. К. провел в деревне и приготовил здесь два сборника под названием "Аглая", изданные осенью 1793 и 1794 гг. В 1795 г. К. ограничивался составлением смеси в "Моск. ведомостях". "Потеряв охоту ходить под черными облаками", он пустился в свет и вел довольно рассеянную жизнь. В 1796 г. он издал сборник стихотворений русских поэтов под названием "Аониды". Ровно через год появилась вторая книжка "Аонид", а затем К. задумал издать нечто вроде хрестоматии по иностранной литературе ("Пантеон иностранной словесности"). К концу 1798 г. К. едва провел свой "Пантеон" через цензуру, запрещавшую печатать Демосфена, Цицерона, Саллюстия и т. д., потому что они были республиканцами. Даже простая перепечатка старых произведений К. встречала затруднения со стороны цензуры; естественно, что при таких условиях он писал мало. К этому присоединилась еще какая-то усталость чувства: тридцатилетний К. извиняется перед читателями за пылкость чувств "молодого, неопытного русского путешественника" и пишет одному из приятелей: "всему есть время, и сцены переменяются. Когда цветы на лугах пафосских теряют для нас свежесть, мы перестаем летать зефиром и заключаемся в кабинете для философских мечтаний... Таким образом, скоро бедная муза моя или пойдет совсем в отставку, или... будет перекладывать в стихи Кантову метафизику с Платоновой республикой". Метафизика, однако, была так же чужда умственному складу К., как и мистицизм. От бесчисленных посланий к Аглае и Хлое, к верной и к неверной, он перешел не к философии, а к историческим занятиям. Неожиданная перемена царствования не изменяет общего настроения К., но дает этому настроению новый исход. Ода на воцарение имп. Александра I, написанная К., оказалась более кстати, чем его ода на воцарение Павла. Литература почувствовала себя на свободе: издатели наперерыв предлагали любимцу публики свои услуги для издания журнала. К. действительно принялся за журнал, но с иным направлением, чем прежние. В "Московском журнале" К. завоевал сочувствие публики в качестве литератора; теперь, в "Вестнике Европы" (1802-3 г.), он является в роли публициста. Преимущественно публицистический характер носит и составленное К. в первые месяцы царствования императора Александра I "Историческое похвальное слово императрице Екатерине II". Во время издания журнала К. все более входит во вкус исторических статей и наконец получает при посредстве товарища министра народного просвещения M. Н. Муравьева титул историографа и 2000 р. ежегодной пенсии, с тем чтобы написать полную историю России (31 окт. 1803 г.). С 1804 г. прекратив издание "Вестника Европы", К. погрузился исключительно в составление истории. В 1816 г. он издал первые 8 т. "Истории Государства Российского" (в 1818-19 гг. вышло второе издание их), в 1821 г. — 9 том, в 1824 г. — 10-й и 11-й, а в 1826 г. К. умер, не успев дописать 12-го тома, который был издан Д. Н. Блудовым по бумагам, оставшимся после покойного. В течение всех этих 22-х лет составление истории было исключительным занятием К.; защищать и продолжать дело, начатое им в литературе, он предоставил своим литературным друзьям. До издания первых 8 т. К. жил в Москве, из которой выезжал только в Тверь к великой княгине Екатерине Павловне (через нее он передал государю в 1810 г. свою записку "О древней и новой России") и в Нижний, по случаю занятия Москвы французами. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве, имении кн. Андр. Ив. Вяземского, на дочери которого, Екатерине Андреевне, К. женился в 1804 г. (первая жена К., Елиз. Ив. Протасова, умерла в 1802 г.). Последние 10 лет жизни К. провел в Петербурге и тесно сблизился с царской семьей, хотя сам имп. Александр I, не любивший критики своих действий, относился к К. сдержанно со времени подачи "Записки", в которой историограф оказался plus royaliste que le roi. В Царском Селе, где К. проводил лето по желанию императриц (Марии Феодоровны и Елизаветы Алексеевны), он не раз вел с имп. Александром откровенные политические беседы, с жаром восставал против намерений государя относительно Польши, "не безмолвствовал о налогах в мирное время, о нелепой губернской системе финансов, о грозных военных поселениях, о странном выборе некоторых важнейших сановников, о министерстве просвещения или затмения, о необходимости уменьшить войско, воюющее только Россию, о мнимом исправлении дорог, столь тягостном для народа, наконец, о необходимости иметь твердые законы, гражданские и государственные ". По последнему вопросу государь отвечал, как мог бы он отвечать Сперанскому, что "даст коренные законы России", но на практике это мнение К., как и другие советы противника "либералов" и "сервилистов", Сперанского и Аракчеева, "осталось бесплодно для любезного отечества". Кончина имп. Александра потрясла здоровье К.; полубольной, он проводил ежедневно время во дворце в беседе с императрицей Марией Федоровной, от воспоминаний о покойном государе переходя к рассуждениям о задачах будущего царствования. В первые месяцы 1826 г. К. пережил воспаление легких и на весну решился по совету докторов ехать в Южную Францию и Италию, для чего имп. Николай дал ему денежные средства и предоставил в его распоряжение фрегат. Но К. был уже слишком слаб для путешествия и 22 мая 1826 г. скончался. Приступая к составлению русской истории без надлежащей исторической подготовки, К. не имел в виду быть исследователем. Он хотел приложить свой литературный талант к готовому материалу: "выбрать, одушевить, раскрасить" и сделать, таким образом, из русской истории "нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и иностранцев". Предварительная критическая работа над источниками для К. есть только "тяжкая дань, приносимая достоверности"; с другой стороны, и общие выводы из исторического рассказа кажутся историографу "метафизикой", которая "не годится для изображения действия и характера"; "знание" и "ученость", "остроумие" и глубокомыслие" "в историке не заменяют таланта изображать действия". Итак, перед художественной задачей истории отступает на второй план даже моральная, какую поставил себе покровитель К., Муравьев; критической историей К. не интересуется, философскую сознательно отстраняет. Но уже предшествовавшее поколение под влиянием Шлецера выработало идею критической истории; среди современников К. требования критической истории были общепризнанными, а следующее поколение выступило с требованием философской истории. Таким образом, со своими взглядами на задачи историка К. остался вне господствующих течений русской историографии и не участвовал в ее последовательном развитии. Страх перед "метафизикой" отдал К. в жертву рутинному представлению о ходе русской истории, какое сложилось в официальной русской историографии, начиная с XVI в. По этому представлению, развитие русской истории находится в причинной зависимости от развития монархической власти. Монархическая власть возвеличила Россию в киевский период; раздел власти между князьями был политической ошибкой, результатом которой явился удельный период русской истории; эта политическая ошибка была исправлена государственной мудростью московских князей-собирателей Руси; вместе с тем исправлены были и ее последствия — раздробление Руси и татарское иго. Не внеся ничего нового в общее понимание русской истории, К. и в разработке подробностей находился в сильной зависимости от своих предшественников. В рассказе о первых веках русской истории К. руководился, главным образом, "Нестором" Шлецера, не вполне, однако, усвоив его критические приемы. Для позднейшего времени главным пособием К. служила история Щербатова, доведенная почти до того времени, на котором остановилась "История Государства. Российского". Щербатов не только помог К. ориентироваться в источниках русской истории, но существенно повлиял и на самое изложение. Конечно, слог "Истории" К. носит на себе печать литературной его манеры со всеми ее условностями; но в выборе материала, в его расположении, в истолковании фактов К. руководится "Историей" Щербатова, отступая от нее, не к пользе истины, в картинных описаниях "действий" и сентиментально-психологической обрисовке "характеров". Особенности литературной формы "Истории Г. Р." доставили ей широкое распространение среди читателей и поклонников К. как литератора. В 25 дней все 3000 экземпляров первого издания "Истории Г. Р.".разошлись между этими читателями. Но те же особенности, которые делали "Историю" превосходной для своего времени популярной книгой, уже тогда лишали ее текст серьезного научного значения. Гораздо важнее для науки того времени были обширные "Примечания" к тексту. Небогатые критическими указаниями, "примечания" эти содержали множество выписок из рукописей, большей частью впервые опубликованных К. Некоторые из этих рукописей теперь уже не существуют. В основу своей истории К. положил те материалы московского архива министерства (тогда коллегии) иностранных дел, которыми уже пользовался Щербатов (особенно духовные и договорные грамоты князей и акты дипломатических сношений с конца XV в.); но он мог воспользоваться ими полнее благодаря усердной помощи директоров архива, Н. М. Бантыш-Каменского и А. Ф. Малиновского. Много ценных рукописей дало синодальное хранилище, тоже известное Щербатову, библиотеки м-рей (Троицкой лавры, Волоколамского м-ря и др.), которыми стали в это время интересоваться, наконец, частные собрания рукописей Мусина-Пушкина и Румянцева. Особенно много документов К. получил через канцлера Румянцева, собиравшего через своих многочисленных агентов исторические материалы в России и за границей, а также через А. И. Тургенева, составившего коллекцию документов папского архива. Обширные выдержки из всего этого материала, к которому надо присоединить найденную самим К. южную летопись, историограф напечатал в своих "Примечаниях"; но, ограничиваясь ролью художественного рассказчика и оставляя почти вовсе в стороне вопросы внутренней истории, — он оставил собранный материал в совершенно неразработанном виде. Все указанные особенности "Истории" К. определили отношение к ней современников. "Историей" восхищались литературные друзья К. и обширная публика читателей-неспециалистов; интеллигентные кружки находили ее отсталой по общим взглядам и тенденциозной; специалисты-исследователи относились к ней недоверчиво и самое предприятие — писать историю при тогдашнем состоянии науки — считали чересчур рискованным. Уже при жизни К. появились критические разборы его истории, а вскоре после его смерти сделаны были попытки определить его общее значение в историографии. Лелевель указывал на невольное искажение истины К. "через сообщение предшедшему времени - характера настоящего" и вследствие патриотических, религиозных и политических увлечений. Арцыбашев доказывал, как вредят "Истории" литературные приемы К., Погодин подвел итог всем недостаткам "Истории", а Полевой указал общую причину этих недостатков в том, что "К. есть писатель не нашего времени" и что все его точки зрения, как в литературе, так и в философии, политике и истории, устарели с появлением в России новых влияний европейского романтизма. В 30-х годах "История" К. делается знаменем официально-"русского" направления, и при содействии того же Погодина производится ее научная реабилитация. Осторожные возражения Соловьева (в 1850-х годах) заглушаются юбилейным панегириком Погодина (1866). <i> П. Милюков</i>. <i> К.</i> <i>как литератор.</i> "Петр Россам дал тела, Екатерина — душу". Так, известным стихом, определялось взаимное отношение двух творцов новой русской цивилизации. Приблизительно в таком же отношении находятся и два создателя новой русской литературы: Ломоносов и К. Ломоносов приготовил тот материал, из которого образуется литература, К. вдохнул в него живую душу и сделал печатное слово выразителем духовной жизни и отчасти руководителем русского общества. Белинский, которого никак нельзя заподозрить в пристрастии к К., говорит, что им "началась новая эпоха русской литературы" (см.); он доказывает, что К. создал русскую публику, которой до него не было, создал читателей — а так как без читателей литература немыслима, то смело можно сказать, что литература в современном значении этого слова началась у нас с эпохи К. и началась именно благодаря его знаниям, любви к делу, энергии, тонкому вкусу и незаурядному литературному таланту. К. не был поэтом: он лишен творческой фантазии, вкус его односторонен; идеи, которые он проводил, не отличаются большой глубиной и оригинальностью; великим своим значением он более всего обязан своей деятельной любви к литературе и так наз. гуманным наукам. Подготовка К. широка, но неправильна и лишена солидных основ; по словам Грота, он "более читал, чем учился". Серьезное развитие К. начинается под влиянием Дружеского общества (см.); здесь, под влиянием умных и восторженно преданных своему делу руководителей, слагаются все основы его мировоззрения, которые он без существенных перемен сохраняет до могилы. Глубокое религиозное чувство, унаследованное им еще от матери, филантропические стремления, горячая, но мечтательная гуманность, платоническая любовь к свободе, равенству и братству, с одной стороны, и беззаветно-смиренное подчинение властям предержащим — с другой, патриотизм и преклонение перед европейской культурой, высокое уважение к просвещению во всех его видах, а особенно к просвещению массы народной, но при этом нерасположение к галломании и реакция против скептически-холодного отношения к жизни и против насмешливого неверия, даже стремление к изучению памятников родной старины — все это или заимствовано К. от Новикова и его товарищей, или укреплено их воздействием. Пример того же Новикова показал К., что и вне государственной службы можно с огромной пользой служить своему отечеству, и начертал для него программу его собственной жизни. Новиков — натура более искренняя и прямая, более восторженная и альтруистическая и к тому же более самостоятельная; он более деятель, чем писатель. К. зато лучше подготовлен и образован и с большей осмотрительностью отмежевывает себе сферу, где его труды и стремления не могли встретить серьезных препятствий. В Москве под влиянием А. Петрова и, вероятно, немецкого поэта Ленца сложились литературные вкусы К., представлявшие крупный шаг вперед сравнительно со взглядами его старших современников. Исходя из воззрения Руссо на прелести "природного состояния" и на права сердца, К. вместе с Гердером от поэзии прежде всего требует искренности, оригинальности и живости. Гомер, Оссиан, Шекспир являются в его глазах величайшими поэтами, а так назыв. новоклассическая поэзия кажется ему холодной и не трогает его души; Вольтер в его глазах — только "знаменитый софист"; простодушные народные песни возбуждают его симпатию. В "Детском чтении" К. следует принципам той гуманной педагогики, которую ввел в обиход "Эмиль" Руссо и которая вполне совпадала со взглядами основателей Дружеского общества. В это время постепенно вырабатывается и его литературный язык, более всего способствовавший великой реформе. В предисловии к переводу Шекспировского Цезаря он еще пишет: "Дух его парил, <i>яко орел, и не мог парения своего измерять"</i>, "великие духи" (вместо гении) и т. п. Но Петров смеялся над "долгосложно-протяжнопарящими" славянскими словами, а "Детское чтение" самой целью своей заставляло К. писать языком легким и разговорным и всячески избегать "славянщины" и латинско-немецкой конструкции. Тогда же или вскоре после отъезда за границу К. начинает испытывать свои силы в стихотворстве; ему нелегко давалась рифма, и в стихах его совсем не было так назыв. <i>парения,</i> но и здесь слог его ясень и прост; он умел находить новые для русской литературы темы и заимствовать у немцев оригинальные и красивые размры (его "древняя гишпанская историческая песня" "Граф Гваринос", написанная в 1789 г., — первообраз баллад Жуковского, а его "Осень" в свое время поражала необыкновенной простотой и изяществом). Путешествие К. за границу и явившиеся его результатом "Письма русского путешественника" — факт огромной важности в истории русского просвещения: в первый раз из России поехал в Европу по собственной инициативе молодой, но уже образованный дворянин, не развлекаться, а доучиваться, и не с утилитарной специальной целью, а с общечеловеческой. О "Письмах" Буслаев говорит: "многочисленные читатели их нечувствительно воспитывались в идеях европейской цивилизации, как бы созревали вместе с созреванием молодого русского путешественника, учась чувствовать его благородными чувствами, мечтать его прекрасными мечтами". По исчислению Галахова, в письмах из Германии и Швейцарии известия научно-литературного характера занимают четвертую часть; если из парижских писем исключить науку, искусство и театр, останется значительно менее половины. К. говорит, что письма писаны "как случалось, дорогою, на лоскутках карандашом"; а между тем оказалось, что в них немало литературных заимствований (см. напр. Тихонравов: "Гр. Ф. В. Растопчин", "Отечественные записки", 1854, т. 95) — стало быть, они написаны "в тишине кабинета". Как помирить это противоречие? Истина посредине: значительную часть материала К. действительно набирал дорогой и записывал "на лоскутках", но, имея в виду публику, он обрабатывал его "в тишине кабинета". Исходя из убеждения, что чем меньше книжности и чем больше "натуры" и живости будет в его речи, тем лучше, он оставлял многое так, как оно "вылилось из-под пера" его. Другое противоречие существеннее: каким образом пылкий друг свободы, ученик Руссо, готовый упасть на колени перед Фиеско, может так презрительно отзываться о парижских событиях и не хочет в них видеть ничего, кроме бунта, устроенного партией "хищных волков"? Конечно, воспитанник Дружеского общества не мог относиться с симпатией к открытому восстанию, но, с другой стороны, и боязливая осторожность играла здесь немалую роль: известно, как резко изменила Екатерина свое отношение к французской публицистике и к деятельности "Генеральных штатов" после 14 июля; самая тщательная обработка периодов в апрельском письме 1790 г. свидетельствует, по-видимому, о том, что тирады в восхваление старого порядка во Франции писаны напоказ. К. усердно работал за границей (между прочим, выучился по-английски); его любовь к литературе укрепилась, и немедленно по возвращении на родину он делается журналистом. Его "Московский журнал" — первый русский литературный журнал, действительно доставлявший <i>удовольствие</i> своим читателям; в нем, как говорит Белинский, "все соответствовало одно другому: выбор пьес — их слогу, оригинальные пьесы — переводным, современность и разнообразие интересов — уменью передать их занимательно и живо". Здесь были образцы и литературной, и театральной критики, для того времени превосходные: красиво, общепонятно и в высшей степени <i>деликатно</i> изложенные. Вообще К. сумел приспособить нашу словесность для лучших, т. е. более образованных, русских людей и притом обоего пола: до тех пор дамы не читали русских журналов, да и не могли читать их. К. в "Московском журнале" (как и позднее в "Вестнике Европы") не имел сотрудников в современном значении этого слова: приятели присылали ему свои стихотворения, иногда очень ценные (в 1 7 91 г. здесь появилось "Видение Мурзы" Державина; в 1792 г. "Модная жена" Дмитриева, знаменитая песня "Стонет сизый голубочек" его же, пьесы Хераскова, Нелединского-Мелецкого и пр.), но все отделы журнала он должен был наполнять сам; это оказалось возможным только потому, что К. из-за границы привез целый портфель, наполненный переводами и подражаниями. В "Московском журнале" появляются две повести К., "Бедная Лиза" и "Наталья, боярская дочь", служащие наиболее ярким выражением его сентиментализма. Особенно большой успех имела первая: стихотворцы славили автора или сочиняли элегии к праху бедной Лизы. Явились, конечно, и эпиграммы. Сентиментализм К. исходил из его природных наклонностей и условий его развития, а также из его симпатии к литературной школе, возникшей в то время на Западе (см. Сентиментализм). В "Бедной Лизе" автор откровенно заявляет, что он "любит те предметы, которые трогают сердце и <i>заставляют проливать слезы тяжкой скорби.</i> Такой "предмет", до крайности несложный, кладет он в основу своей повести, действие которой приурочивает к Москве и ее окрестностям. В повести, кроме местности, нет ничего русского; но неясное стремление публики иметь поэзию, сближенную с жизнью, пока довольствовалось и этим немногим; в ней нет и характеров, но много чувства, а главное — она всем тоном рассказа <i>трогала</i> душу и приводила читателей в то настроение, в каком им представлялся автор; это — поэзия субъективная в противоположность объективной, или наивной. Теперь "Бедная Лиза" кажется холодной и фальшивой, но по идее это первое звено той цепи, которая через poманс Пушкина "Под вечер осенью ненастной" тянется до "Униженных и оскорбленных" Достоевского; именно с "Бедной Лизы" русская литература принимает то <i>филантропическое</i> направление, о котором говорит Киреевский. И при К., и даже до него были люди, сильнее и яснее чувствовавшие и проповедовавшие добро и правду; но никто из них не мог приобрести себе такой громадной аудитории и не мог найти стольких продолжателей и подражателей. Эти подражатели довели слезливый тон К. до крайности, которой он вовсе не сочувствовал: уже в 1797 г. (в предисловии ко 2-ой кн. "Аонид") он советует "не говорить беспрестанно о слезах...способ трогать очень ненадежен". "Наталья, боярская дочь" важна, как первый опыт сентиментальной идеализации нашего прошлого, а в истории развития К. — как первый и робкий шаг будущего автора "Истории Г. Р. ". " Московский журнал " имел успех, по тому времени весьма значительный (уже в первый год у него было 300 "субскрибентов"; впоследствии понадобилось второе его издание); но особенно обширной известности достиг К. в 1794 г., когда он собрал из него все статьи свои и перепечатал в особом сборнике: "Мои безделки" (2-ое изд. 1797, 3-е 1801 г.). С этих пор значение его как литературного реформатора уже вполне ясно: немногочисленные любители словесности признают его лучшим прозаиком, а большая публика только его и читает с удовольствием; даже его стихотворные опыты, в которых он является только подражателем Державина, пользуются большим успехом, а некоторые, как, например, "Веселый час" и песня о Петре Вел., проникают во все слои общества. В России в то время всем мыслящим людям жилось так плохо, что, по выражению К., "великодушное остервенение против злоупотреблений власти заглушало голос личной осторожности" ("Записка о древней и нов. России"); даже К. при Павле I отчаивался в судьбах просвещения, готов был покинуть литературу и искал душевного отдыха в изучении итальянск. яз. и в чтении памятников старины. С начала нового царствования К., оставаясь по-прежнему литератором, занял беспримерно высокое положение: он стал не только "певцом Александра" в том смысле, как Державин был "певцом Екатерины", но явился влиятельным публицистом, к голосу которого прислушивалось и правительство, и общество. Его "Вестник Европы" — такое же прекрасное для своего времени литературно-художественное издание, как "Моск. журн.", но вместе с тем и орган умеренно-либеральной партии. Однако и здесь К. приходится работать почти исключительно в одиночку; чтобы его имя не пестрило в глазах читателей, он принужден изобретать массу псевдонимов. "Вестник Европы" заслужил свое название рядом статей о европейской умственной и политической жизни и массой удачно выбранных переводов (К. выписывал для редакции 12 лучших иностранных журналов). Из художественных произведений К. в "Вестнике Европы" важнее других повесть-автобиография "<i>Рыцарь нашего времени</i> "<i>,</i> в которой, между прочим, заметно отражается влияние Жан-Поля Рихтера, и знаменитая историческая повесть "Марфа Посадница". В руководящих статьях журнала К. высказывает "приятные виды, надежды и желания нынешнего времени" ("В. Е.", см.), разделявшиеся лучшей частью тогдашнего общества. Оказалось, что революция, грозившая поглотить цивилизацию и свободу, принесла им огромную пользу: теперь "государи, вместо того, чтобы осуждать рассудок на безмолвие, склоняют его на свою сторону"; они "чувствуют важность союза" с лучшими умами, уважают общественное мнение и стараются приобрести любовь народную уничтожением злоупотреблений. Специально для России К. желает образования для всех сословий, но прежде всего грамотности для народа ("учреждение сельских школ несравненно полезнее всех лицеев, будучи истинным <i>народным</i> учреждением, истинным основанием государственного просвещения"); он мечтает о проникновении науки в высшее общество (у нас, к его сожалению, светские люди — не ученые, а ученые — не светские). Вообще для К. "просвещение есть палладиум <i>благонравия</i> "<i>,</i> под которым он разумеет проявление в частной и общественной жизни всех лучших сторон человеческой природы и укрощение эгоистических инстинктов. К. пользуется и формой повести для проведения своих идей в общество: в "Моей Исповеди" он обличает нелепое светское воспитание, которое дают нашей аристократии, несправедливые милости, ей оказываемые, и стремится показать, что результатом этого бывает такое нравственное падение человека, ниже которого ничего нельзя себе представить. В "Анекдоте" он восстает против стремления огорченных жизнью молодых дворян к монашеской келье и вызывает всех к деятельности на пользу общественную и т. д. Слабую сторону публицистической деятельности К. составляет его отношение к крепостному праву; он, как говорит Н. И. Тургенев, скользит по этому вопросу (в "Письме сельского жителя" он прямо высказывается против предоставления крестьянам возможности самостоятельно вести свое хозяйство при <i>тогдашних</i> условиях). Отдел критики в "Вестн. Евр." почти не существует, и К. теперь далеко не такого высокого мнения о ней, как прежде: он считает ее роскошью для нашей еще бедной литературы. Вообще "Вестн. Европы" не во всем совпадает с "Русским путешественником"; он далеко не так, как прежде, благоговеет перед Западом и находит, что и человеку, и народу нехорошо вечно оставаться в положении ученика; он придает большое значение национальн. самосознанию и отвергает мысль, что "все народное — ничто перед человеческим". В это время Шишков (см.) начинает против К. и его сторонников литературную войну, которая осмыслила и окончательно закрепила реформу К. в нашем языке и отчасти в самом направлении русской словесности. К. в юности признавал своим учителем в литературном слоге Петрова, врага славянщины; в 1801 г. он высказывает убеждение, что только с его времени в русском слоге замечается "<i>приятность,</i> называемая французами élé gance"; еще позднее (1803) он так говорит о литературном слоге: "русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя <i> разговоры,</i> чтобы совершенно узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски... Что же остается делать автору? <i> Выдумывать, сочинять выражения,</i> угадывать лучший выбор слов". Шишков согласен признать за новым слогом élé gance только в том случае, если перевести ее слогом <i>чепуха,</i> он восстает против всех нововведений (причем примеры берет и у неумелых и крайних подражателей К.), резко отделяя литературный язык с его сильным славянским элементом и тремя стилями от разговорного. К. не принял вызова, но за него вступили в борьбу Макаров, Каченовский и Дашков, которые и теснили Шишкова шаг за шагом, несмотря на поддержку Российской академии и на основание им в помощь своему делу "Беседы любителей российской словесности" (см.). Спор можно считать оконченным после основания Арзамаса (см.) и вступления К. в академию в 1818 г., причем в своей вступительной речи он высказал светлую мысль, что "слова не изобретаются академиями; они рождаются вместе с мыслями". По Пушкину (см.), "К. освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к <i>живым источникам народного</i> слова". Этот живой элемент заключается в краткости периодов, в разговорной конструкции и в большом количестве новых слов, по возможности менее деланных, хотя и бывших когда-то варваризмами и неологизмами (таковы: <i> моральный,</i> <i> эстетический, эпоха, сцена, гармония, катастрофа</i> — <i>будущность, влиять на кого или на что, сосредоточить, трогательный, занимательный, промышленность</i> и пр.). Работая над историей, К. сознал хорошие стороны языка памятников и если в первом томе не совсем удачно пользовался этим прекрасным материалом и лепил выражения вроде <i>луна спасения</i> и пр. (см. Буслаев, "О преподавании отечественного яз.", 2-е изд., стр. 237 и след.), то потом сумел ввести в обиход много красивых и сильных выражений (архаизмов), вроде <i>смиренное платье, судить и рядить, взять на щит</i> и пр. При собирании материала для "Истории" К. оказал огромную услугу изучению древней русской литературы; по словам Срезневского, "о многих из древних памятников (нашей письменности) К. сказано первое слово и ни об одном но сказано слова некстати и без критики". "Слово о Полку Игореве", "Поучение Мономаха" и множество других литературных произведений Древней Руси стали известны большой публике только благодаря "Истории Госуд. Российского". В 1811 г. К. был отвлечен от своего главного труда составлением знаменитой записки "О древней и новой России, в ее политическом и гражданском отношениях" (изд. вместе с запиской о Польше в Берлине, в 1861 г.; в 1870 г. в "Русск. архиве", стр. 2225 и сл.), которую панегиристы К. считают великим гражданским подвигом, а другие "крайним проявлением его фатализма", сильно склоняющегося к обскурантизму. Еще бар. Корф ("Жизнь Сперанского", 1861) говорит, что эта записка не есть изложение индивидуальных мыслей К., но "искусная компиляция того, что он слышал вокруг себя". Нельзя не заметить явного противоречия между многими положениями записки и теми гуманными и либеральными мыслями, которые высказывал К., напр., в "Историческом похвальном слове Екатерине" (1802) и других как публицистических, так и чисто литературных своих произведениях. Противоречие это необходимо отнести на счет "духа времени", которому слишком легко подчинялся К.: и в Западной Европе именно тогда многие либералы делаются рьяными охранителями основ и горячими сторонниками национальной исключительности, и в России Силы Богатыревы и Устины Вениковы (гр. Ростопчин) выражают господствующее убеждение, что "пора духу русскому приосаниться". Записка, так же как и поданное К. в 1819 г. Александру I "Мнение русского гражданина" о Польше (напеч. в 1862 г. в книге "Неизданные сочинения"; ср. "Р. архив", 1869, стр. 303) свидетельствуют о некотором гражданском мужестве автора, так как по своему резко-откровенному тону должны были возбудить неудовольствие государя; но смелость К. не могла быть ему поставлена в серьезную вину, так как возражения его основывались на его уважении к абсолютной власти. Мнения о результатах деятельности К. сильно расходились при жизни его (его сторонники еще в 1798-1800 гг. считали его великим писателем и помещали в сборники рядом с Ломоносовым и Державиным, а враги даже в 1810 г. уверяли, что он разливает в своих сочинениях "вольнодумческий и якобинский яд" и явно проповедует безбожие и безначалие); не могут они быть приведены к единству и в настоящее время. Пушкин признавал его великим писателем, благородным патриотом, прекрасной душой, брал его себе в пример твердости по отношению к критике, возмущался нападками на его историю и холодностью статей по поводу его смерти. Гоголь говорил о нем в 1846 г.: "К. представляет явление необыкновенное. Вот о ком из наших писателей можно сказать, что он весь исполнил долг, ничего не зарыл в землю и на данные ему пять талантов истинно принес другие пять". Белинский же (см.) держится как раз противоположного мнения и доказывает, что К. сделал меньше, чем мог. Впрочем, огромное и благодетельное его влияние на развитие русского языка и литературной формы единодушно признается всеми. <i> Литература:</i> Более полными и исправными изданиями К. до сих пор считаются: "Сочиинения" (изд. 4, 1834-35 и 5, 1848) и "Переводы" (изд. 3, 1835). "Бедная Лиза" перепечатывалась много раз; в 1876 г. вышло у Преснова ее народное изд. по 15 к. в 12000 экз.; в "Дешевой библиотеке" Суворина повести К. выдержали 2 издания. Так же многочисленны переиздания избранных мест из "Писем русского путешественника", которые с 1838 г. (изд. Моск. унив., 2 изд. 1846) служат в наших средних школах для переводов с русск. на франц. и немецкий. О К. см. Н. С. Тихонравова, "Четыре года из жизни К. 1785-88" ("Русский вестник", 1862, № 4); "О борьбе карамзинистов с шишковистами", М. Лонгинова ("Соврем.", 1857, 3 и 5, заметки); Н. Лыжин, "Альбом К." ("Лет. рус... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1766, село Михайловка Симбирской провинции Казанской губернии — 1826, Петербург), историк, писатель, зачинатель сентиментализма, журналист, критик, по... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

рус. писатель, историк и публицист; род. 1.12.1766, с. Михайловка (ныне Бузулукского района Оренбургской обл.), ум. 22.05.1826, С.-Петербург.Вырос в де... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

Карамзин Николай Михайлович [1 (12).12.1766, с. Михайловка, ныне Бузулукского района Оренбургской обл., ‒ 22.5(3.6).1826, Петербург], русский писатель,... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ

знаменитый русский литератор, журналист и историк, род. 1 декабря 1766 г. в Симбирской губ. Он вырос в деревне отца, симбирского помещика. Первой духов... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ.

Карамзин Николай Михайлович. Карамзин Николай Михайлович (1766 - 1826) Русский историк, писатель. Афоризмы, цитаты - Карамзин Николай Михайлович. Биогр... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ (17661826)

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1766-1826), российский историк, писатель, почетный член Петербургской АН (1818). Создатель "Истории государства Российского" (т. 1-12, 1816-29), одного из значительных трудов в Российской историографии. Основоположник русского сентиментализма ("Письма русского путешественника", "Бедная Лиза" и др.). Редактор "Московского журнала" (1791-92) и "Вестника Европы" (1802-03).... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ (17661826)

КАРАМЗИН Николай Михайлович (1766-1826) , российский историк, писатель, почетный член Петербургской АН (1818). Создатель "Истории государства Российского" (т. 1-12, 1816-29), одного из значительных трудов в Российской историографии. Основоположник русского сентиментализма ("Письма русского путешественника", "Бедная Лиза" и др.). Редактор "Московского журнала" (1791-92) и "Вестника Европы" (1802-03).... смотреть

КАРАМЗИН НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ. БИОГРАФИЯ

Карамзин Николай Михайлович. Биография Карамзин Николай Михайлович (1766 - 1826) Карамзин Николай Михайлович. Биография Русский историк, писатель, публ... смотреть

T: 21