ЛОТМАН

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922-1993), литературовед, культуролог. После окончания ЛГУ с 1950-х гг. жил в Эстонии. Профессор Тартуского университета (с 1963), академик АН Эстонии (1990). Проблемы истории, теории литературы и культуры ("Статьи по типологии культуры", вып. 1-2, 1970-73) исследуются в историко-философском и исто-рико-бытовом контексте (в т.ч. с позиции семиотики). При анализе поэтических систем обращался к структурному методу. Книги о А. С. Пушкине (1980, 1982), Н. М. Карамзине (1987) и др. Формы литературно-бытового и общественного поведения русского дворянства - в книге "Беседы о русской культуре" (1994). Воспоминания "Не-мемуары" (1994).
Источник: Энциклопедия "Отечество"

Смотреть больше слов в «Русской энциклопедии»

ЛОШАК →← ЛОССКИЙ

Смотреть что такое ЛОТМАН в других словарях:

ЛОТМАН

ЛОТМАН         Юрий Михайлович (1922-1993) - литературовед, культуролог, искусствовед, семиотик, глава тартуско-московской структурно-семиотич. школ... смотреть

ЛОТМАН

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922-1993) — литературовед, культуролог, искусствовед, семиотик, глава тартуско-московской структурно-семиотич. школы гуманитарных исследований. Отец — известный адвокат, в к. 20-х гг. отказавшийся от практики в связи с невозможностью защитить своих подзащитных в условиях советского беззакония и начавшихся гонений на интеллигенцию; в дальнейшем служил юрисконсультом в ленинград. издательстве. Мать — врач. Учился в известной в Ленинграде бывшей нем. школе Peterschule, окончив ее с красным аттестатом. Трагич. полоса истории, омрачавшая жизнь ленинградцев в 30-е гг., вырабатывала, по воспоминаниям Л., "гегельянское" отношение к жизни и истории и "тютчевское" ощущение причастности к "пиру богов" в "роковые минуты" мира. Л. никогда не состоял в комсомоле. В 1939 Л. как отличник без экзаменов поступил на филфак в Ленинград. ун-т. Среди преподавателей, ученых мирового уровня были Г.А. Гуковский, Б.М. Эйхенбаум, Б.В. Томашевский, В.В. Гиппиус, М.К. Азадовский, В.Я. Пропп, А.С. Долинин, Д.Е. Максимов, Н.И. Мордовченко, А.П. Рифтин. С 1940 — Л. в Красной Армии, участник Великой Отеч. войны, служил в артиллерийском полку, службу закончил в Германии, награжден боевыми орденами и медалями.<br>     После демобилизации Л. был восстановлен в ун-те и записался, "демонстрируя самостоятельность", в семинар Мордовченко, к-рый стал его научным руководителем. Окончание ун-та (1950) у Л. совпало с разгаром кампании против "низкопоклонства и космополитизма", сразу принявшей зловещий погромно-антисемитский характер. Началась проработка Эйхенбаума, Гуковского, Жирмунского и др. известных профессоров, начались аресты. Кампания коснулась и Л., который, получив "открытое распределение", так и не смог устроиться на работу в Ленинграде. По чистой случайности молодому ученому удалось устроиться на вакантное место на кафедре рус. лит-ры Тартуского ун-та, где он работал до конца жизни. Уже в студенч. годы молодой ученый написал канд. дис. "А.Н. Радищев в борьбе с общественно-полит, воззрениями и дворянской эстетикой Карамзина" (защищена в Тарту в 1951); к этому времени была уже практически написана и докт. дис. — "Пути развития рус. лит-ры преддекабристского периода" (защищена в Ленинграде, в 1961). После прошедшего в 1958 в Москве первого в СССР конгресса славистов Л. удалось добиться у ректора Тартуского ун-та согласия на издание трудов кафедры. Первым выходит выпуск "Трудов по рус. и славянской филологии", становящихся ежегодным изданием; с 1964 начинают выходить "Труды по знаковым системам"(Семиотика) и первый из "Блоковских сборников". Вокруг тартуских ученых записок, редактируемых Л. и его единомышленниками (женой — З.Г. Минц, и другом — Б.Ф. Егоровым, ставшим зав. кафедрой), начинает складываться научная школа, вскоре получившая название "тартуской". Ее признанным лидером стал Л.<br>     С нач. 60-х гг. в Тарту систематически проводятся "летние школы", конференции, семинары по разл. аспектам структурного и семиотич. изучения лит-ры, искусства и культуры в целом, при этом область изучаемых объектов постоянно расширялась. Официальная наука и власти с самого начала с большой настороженностью отнеслись к появлению нового направления в лит.-ведении и гуманитарном знании. Настораживала независимость суждений и выводов, свобода в выборе объектов анализа и в тенденциях их интерпретации, вообще отсутствие "табуированных" тем и имен, запретов на использование тех или иных научных методов исследования, тех или иных традиций, авторитетов. Возмущала апелляция к полузабытым традициям рус. формальной школы (с к-рой, особенно поначалу, наблюдалась явная преемственность Л. и его соратников), лингвистич. работам зарубеж. ученых — от де Соссюра до Н. Хомского, Праж. лингвистич. кружка (среди к-рого были не упоминаемые в советской науке рус. эмигранты), представителям структурной антропологии (Леви-Стросс и др.). Именно в тартуских сборниках началось возвращение "скомпрометированных" в ряде "кампаний" за "чистоту советской науки" имен ученых во всем блеске их всемирной значимости (Флоренский, Б.И. Ярхо, Б.М. Эйхенбаум, А.М. Селищев, Б.В. Томашевский, О.М. Фрейденберг, С.И. Бернштейн, Я. Мукаржовский, А.А. Любищев, Тынянов, В.Я. Пропп, Н.И. Жинкин, М. Бахтин, П.Г. Богатырев, Д.С. Лихачев и др.). Неуклонно расширялся круг имен писателей, творчество к-рых служило материалом для структурологич. и семиотич. штудий школы: Пастернак, Цветаева, А. Белый, Мережковский, Ф. Сологуб, Мандельштам, И. Северянин, А. Ремизов, И. Анненский и др. Вместе с тем невозможно было придраться к тенденциозному подбору имен и произведений: наряду с "запрещенными" и забытыми текстами и именами в трудах школы постоянно фигурировали произведения рус. классич. лит-ры 19 в., др.-рус. лит-ры, лит-ры 18 в., рус. и зарубеж. фольклора, мифологии, театра и кино, изобразит. искусства и т.д. В работах самого Л. преимущественное место занимала именно рус. лит. классика, что делало его почти неуязвимым для политизированной критики и полит, обвинений со стороны партийного руководства и структур госбезопасности. Даже личное знакомство с Е.С. Булгаковой, А.И. Солженицыным, Н. Горбаневской, Якобсоном и др. были недостаточными для<br>     идеол. или полит, санкций в отношении тартуско-московской школы.<br>     Среди идеол. обвинений, предъявляемых Л. официальными органами, фигурировали только аполитичность и безыдейность, с одной стороны, и формализм, разрушение "гуманизма", с другой, — умеренные и даже мягкие, по советским канонам. Похожие обвинения в 20-е гг. предъявлялись ученым, образовавшим "формальную школу" и отстаивавшим "формальный метод" в лит.-ведении как разновидность проф. "спецовства" и права на свободу в области методологии. В 20-е гг. засилье вульгарной социологии и революц. максимализм позволяли легко отождествить методологию с философией, а философию с политикой; в рез-те таких подмен формализм лит.-ведов было просто представить как антимарксизм, и даже разновидность идейной оппозиции. Проделать с Л. и тартуской школой подобное в 60-е или 70-е гг. было уже практически невозможно, тем более, что Л. принял внутр. решение в полемику с идейными оппонентами не вступать, на критику по возможности не реагировать, каждый вышедший сборник рассматривать как удачу и относиться к нему как к "последнему". Л. не казался властям "полит, борцом" или неисправимым диссидентом; он скорее выглядел чудаком-теоретиком, поборником "чистой науки", а сражаться на почве научных принципов лит.-ведения или семиотики в проблемном поле гуманитарной методологии (что требовало немалых познаний в конкр. науках, общекультурной эрудиции и широкого культур-филос. мышления) "лит.-веды в штатском" не умели и не могли, запретить же научное направление в то время, когда приходилось реабилитировать генетику и кибернетику, освобождая их от позорных ярлыков "лженаук", было уже невозможно.<br>     Положение тартуской школы в идеол. плане отчасти облегчалось ее геогр. положением: в республиках Прибалтики, и особенно в Эстонии, разрешалось многое из того, что запрещалось в центре или росс. глубинке. Дух либерального вольномыслия и нескрываемого "западничества" при сознат. попустительстве Москвы не только не пресекался, но и поддерживался местными партийно-гос. органами Эстонии, приветствовался в научных и худож. кругах — как свидетельство или доказательство относит, свободы мысли и творчества в самых зап. частях советской империи. Естеств. интерес зап. ученых и политиков к Тартускому ун-ту и Л., с одной стороны, был важен для руководства СССР как свидетельство "потепления" советской власти в отношении к исканиям интеллигенции и "разрешит." элемента советской культурной политики в эпоху "оттепели"; с другой, служил основанием для цензурных гонений, слежки и превентивных ограничений для Л. и его единомышленников (долгое время бывших "невыездными"). В то же время именно статус "особой идеол. зоны" привлек в Тарту ряд моек., Ленинград, и региональных ученых, к-рым было тесно в рамках цензурных и политико-идеол. запретов и антидиссидентских кампаний, проводимых в центре; конференции и "летние школы" в Тарту, тартуские сборники с более широкими возможностями публикаций на темы, близкие к "недозволенному", ощущались как "прорыв" в неизвестное смысловое пространство, как путь к научным инновациям и способ интеграции с мировой наукой. Тартуско-московская семиотич. школа образовалась "с двух концов" — как своего рода научный "тоннель", прорытый под слежавшимися пластами тоталитарной культуры с ее догмами, табу, штампами, демагогией и т.п. Среди участников школы оказались такие разные по методологии, научным интересам, идейным принципам ученые, как Ю.И. Левин, Е.В. Падучева, А.М. Пятигорский, И.И. Ревзин, В.Н. Топоров, Вяч.Вс. Иванов, Б.А. Успенский, Б.М. Гаспаров, М.Л. Гаспаров, А.А. Зализняк, Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Н.И. Толстой, Ю.К. Лекомцев, В.М. Живов и др. Л. не только не подавлял творч. индивидуальности, но, напротив, поощрял и выявлял их. Свобода мышления и отсутствие унифицирующих принципов были для него непременным условием научного сотрудничества в рамках школы.<br>     Впрочем, и сам он, по впечатлениям многих своих единомышленников, был прежде всего не методололог, неизбежно становящийся в чем-то диктатором, а мыслитель, широкий и свободный, к-рьш сам не был скован собственными принципами и догмами, но постоянно преодолевал первонач. границы своих прежних воззрений. И структурализм, и семиотика для него не были панацеей, но лишь достаточно универсальными средствами осмысления и анализа лит-ры, культуры, истории. Все разнообр. научные интересы и аспекты исследований объединялись у Л. в феномене культуры, через семиотич. механизмы и коды к-рой ему и его коллегам удавалось раскрывать в известном неизвестное, формулировать закономерности культурных явлений и процессов. К чему бы ни обращался в своем анализе Л., — поэтич. текстам или лит. процессу, явлениям театрального и кино- искусства или филос. взглядам писателей и деятелей культуры, к бытовому поведению дворян 18-19 вв. или структуре городского пространства, к анализу древней мифологии или совр. идеологии, к асимметрии полушарий головного мозга или структурам мысленного диалога, цитаты ("текста в тексте"), нарратива, к закономерностям истор. процесса или к осмыслению "вещного мира", — везде Л. видел тексты культуры, обнаруживающие свою знаковую и символич. природу, обладающие свойствами "вторичных моделирующих систем", надстраивающихся над "первичными" системами знаков — естеств. языками. Понятие "текста культуры" было достаточно универсальным, чтобы охватить и объяснить разл. явления жизни, искусства, философии, науки и т.п., раскрыть их взаимодействие в культуре, выявить общие законы для столь разных, хотя и взаимосвязанных феноменов. Подобный подход, последовательно примененный к самым неожиданным явлениям, позволил Л. создать оригинальное и новаторское направление в науке о культуре, куда имплицитно оказались включены лит.-ведение, искусствознание, лингвистика, семиотика, стихосложение, история и др. гуманитарные дисциплины, образовавшие в совокупности единое смысловое пространство гуманитарного знания.<br>     Первоначально культурологич. концепция Л. складывалась в рамках чисто филологич. исследований. Так, статья "Идейная структура "Капитанской дочки" (1962) почти ничем еще не знаменует наступления структурализма в литературоведении и вплотную примыкает к образцам вполне традиционного для ленинградской школы историко-литературного анализа (Г.А.Гуковский, Н.И.Мордовченко, отчасти Ю.Н.Тынянов и Б.М. Эйхенбаум). Л. не вводит новой терминологии, не прибегает к строго формальному подходу в отношении литературы. Однако "идейная структура" не случайно вынесена в заглавие статьи: два идейно-стилистических пласта повести, два мира — дворянский и крестьянский, — это контрастирующие смысловые пространства, выстраивающиеся как оппозиция "свой — чужой". Любой персонаж, оказавшийся в этом пространстве, вынужден хотя бы однажды пересекать границу, разделяющую то и другое семантическое поле, т. е. оказывается перед выбором системы ценностей, критериев оценки поступка, перед нравственным, социально-политич. и даже эстетич. выбором. В рамках вполне традиционного филологического анализа идет выявление смысловых оппозиций (впоследствии широко привлекаемых Л. при структурном анализе поэтич. текстов), и эта безысходная дихотомия, как показывает анализ, осуществленный Л., пронизывает все уровни и срезы семантики пушкинской повести: социальный, идеологич., художеств., этический, языковой, символич.<br>     По существу, идейная структура литер, текста показана как рефлексия всей русской культуры этого времени, включая структуры поведения, сознания, властных притязаний, литер, творчества, быта, морали и т. д. Поляризация русской культуры в разгар пугачевского бунта достигает такой степени непримиримости, что нагнетание взаимной жестокости со стороны и одного, и другого лагеря оказывается неизбежным и непредотвратимым: у каждого стана — своя правда, своя мораль, своя эстетика, своя жизненная философия, и это взаимоисключающие системы норм. В этой статье Л. имплицитно рассматривает художественное целое как сложно структурированное и показывает, какие содержательные возможности открывает предлагаемый метод анализа. В этом же духе осуществляется анализ художественного текста в других статьях этого же времени: "О понятиях географического пространства в русских средневековых текстах" (1965); "Художественная структура "Евгения Онегина" (1966); "Об оппозиции "честь — слава" в светских текстах Киевского периода" (1967);"Проблема художественного пространства в прозе Гоголя" (1968); "О семиотике понятий "стыд" и "страх" в механизме культуры" (1970); "Идейная структура поэмы Пушкина "Анджело"(1973) и т. д.<br>     Параллельно Л. рассматривает и решает теоретич. вопросы структурного и семиотического изучения литературы, искусства, но все чаще — культуры в целом: проблема сходства искусства и жизни в свете структурального подхода; разграничение лингвистич. и литерведческого понятия структуры; игра и природа искусства, с семиотической точки зрения; знак в искусстве; проблема значений во вторичных моделирующих системах; типология текстов; проблема типологии культуры; проблемы читательского восприятия; искусство в ряду иных моделирующих систем; метаязык типологических описаний культуры; две модели коммуникации в системе культуры и т. п. Нетрудно заметить, как последовательно ученый осваивает все более и более широкий спектр смежных проблем семиотики, обретающих смысл лишь в широком историч. и типологич. контексте культуры: ведь только в таком универсальном контексте можно сопоставлять искусство с другими знаковыми системами, сравнивать типы значений, текстов, коммуникаций, восприятии текста, научных методологий, работающих с текстами на разных уровнях и в разных аспектах их осмысления, культурных языков и метаязыка, с помощью которого можно "переводить" тексты с одного культурного языка на другой. Одновременно Л. демонстрирует возможности новой литературоведч. (шире — культурологич.) методологии при анализе конкретных текстов — поэтических и прозаических, изобразительного искусства и кино, театра и общественно-политической жизни, мифологии и философии.<br>     За первое десятилетие разработки структурно-семиотической методологии укрупняется проблематика и монографич. исследований Л. "Лекции по структуральной поэтике" (1964) посвящены главным образом структуре стиха; даже в разделах, посвященных теоретич. вопросам искусства (искусство как семиотическая система; искусство и моделирование; текстовые и нетекстовые структуры и т. д.), речь идет по преимуществу о стихотворном материале и стихосложении. Однако уже в этой, относительно ранней книге Л. заметен его тезис: структурная поэтика (в отличие от поэтики традиционной, описательной) исходит из того, что наблюдаемый феномен — лишь одна из составляющих сложного целого, а значит, любой текст должен рассматриваться в некотором контексте, в сопоставлении и противопоставлении ему. Это, в частности, означало, что стихотворный текст может быть понят лишь в сопоставлении с прозаич., искусство — на фоне нехудожественных явлений и т. д. В следующей большой монографии Л. "Структура художественного текста" ( М., 1970) даже перечень поднимаемых автором проблем впечатляет. Множественность художественных кодов; иерархическое строение текста; проблема информационного "шума", синтагматика и парадигматика текста; художественный смысл повторов; композиция и сюжет; точка зрения; типология текстов и внетекстовых структур. Между тем внимательное чтение монографии Л. показывает, что, несмотря на преобладание литературных, в том числе и стихотворных, примеров анализа, текст понимается автором гораздо шире, нежели просто литературный. Так, вводя в связи с рассмотрением композиции словесного художественного произведения понятие "рамки", Л. обращается к значениям границы текста (отделяющей его от "нетекста"), и здесь фигурирует те<br>     атр с его рампой, картина в живописи, к-рая может в определенных случаях рассматриваться сама как особый текст, внеположенный тому, который в нее заключен; далее фигурируют экран в кино и понятие кинематографического "плана", начало и конец музыкального произведения, наконец, отношение искусства к реальности как "конечной модели бесконечного мира", как отображение целого в эпизоде, как отображение одной реальности в другой, т. е. всегда как перевод.<br>     Появляется и пример из внехудожественной области — анализ исходных положений геометрии Лобачевского, где как текст особого рода рассматривается модель геометрич. пространства. Отсюда плавно вытекает проблема художественного пространства как совокупности однородных объектов, связанных между собой определенными смысловыми отношениями; перенесенный в плоскость "чисто идеологического моделирования", язык пространственных отношений становится одним из основных средств осмысления действительности: "высокий — низкий", "правый — левый", "близкий — далекий", "открытый — закрытый", "дискретный — непрерывный" и т. д. Возникающие в ходе подобного моделирования "картины мира" характерны для каждого данного типа культуры, тем самым распространяясь на структуры житейского поведения и философские построения, на мифологию и философско-поэтич. осмысление природы и пр. В свете неизбежно возникающих в сознании антиномич. (бинарных) сопоставлений и противопоставлений любое смысловое пространство (в том числе и художественное) оказывается внутренне поляризованным, а подчас и строго разграниченным; подобное сосуществование неоднородных смысловых полей приводит к осознанию границы между ними как проблемы. Взаимодействие контрастных подпространств одного текста воспринимается как столкновение двух миров (персонажей, присущих им представлений о структуре мира). Так осмысление структуры пространственных отношений в культуре приводит к новым пластам проблематики: сюжета, понимаемого как цепочка перемещений персонажа через границу семантического поля, и точки зрения, становящейся средством выражения мировоззренческой (интерпретирующей, оценочной) позиции автора или персонажа и тем самым выходящей за пределы пространственной семантики (хотя точка зрения возникает именно как пространственное выражение смысловых отношений).<br>     Л. обращается к масштабной проблематике семиосферы (см., напр., его кн.: "Внутри мыслящих миров", создававшуюся на протяжении трех десятилетий и вышедшую на английском языке в 1990). Центральная идея книги — текст как смыслопорождающее устройство; через нее осмысляются и проблема автокоммуникации, и риторика, и коммуникации "автор — аудитория", "замысел — текст", и проблема символа в системе культуры. Соответственно семиосфера трактуется как сложная иерархия семиотических пространств или как отношения "центр — периферия" культурного универсума; через систему подобных представлений могут быть осмыслена и типология культур, и межкультурный диалог, и механизмы заимствования и взаимовлияния культур; сам обмен текстами между культурами выглядит как механизм смыслопорождения (например, в культуре принимающей). Постепенно от проблематики истории культуры (по преимуществу русской, но понимаемой хронологически предельно широко — от языческой дохристианской Руси до поэзии И.Бродского и постперестроечных явлений современной культуры) Л. переходит к проблемам методологии истории, трактуемой в семиотическом плане. Само взаимодействие различных типов культур, культурных кодов, текстовых потоков осмысляется как внутренний механизм историч. процесса. Тексты культуры инспирируют и моделируют не только произведения искусства или их противоречивые прочтения аудиторией, не только формы бытового поведения и структуры повседневности (которые Л. анализировал применительно к русской культуре 18 и 19 вв.: дуэли, обеды, светские рауты как особого рода нормативные тексты), но и сами исторические события — рез-т сложного сканирования культурных текстов. Л. занимает механизм исторической случайности, революционного "взрыва", механизм "смуты"; его привлекают концепции хаоса и порядка И.Пригожина, теория катастроф применительно к культурной и социальной истории. Последняя прижизненная книга Л. "Культура и взрыв"(М., 1992) представляет собой попытку понять культурно-историч. процессы, происходившие в России на протяжении веков и приведшие русскую историю в 20 в. к катастрофическому взрыву, отголоски которого ощутимы и в к. 20 в., в постперестроечный период. Рассматривая русскую культуру как тип культуры с бинарной структурой, осознающей себя лишь в категориях взрыва, Л. в событиях постсоветской истории усматривает историч. шанс для России "перейти на общеевропейскую систему и отказаться от идеала разрушать "старый мир до основания, а затем" на его развалинах строить новый". Упустить этот шанс Л. считал "историч. катастрофой".<br>     Уже будучи всемирно известным ученым (все его осн. труды переведены на европ. и иные языки) — вице-президентом Всемирной ассоциации семиотики, чл.-корр. Британской академии, действит. членом Норв. и Швед. академий, почетным доктором множества ун-тов, Л. так и не был избран (после неоднократных попыток) ни в АН СССР (впоследствии РАН), ни в АН Эст. ССР (всегда существовавшей достаточно автономно и независимо от Москвы). Лишь под конец жизни он был удостоен Пушкинской премии РАН (за цикл исследований о Пушкине) и стал академиком АН Эстонии (1992). В Германии (г. Бохум) действует науч-но-исследоват. Ин-т рус. и советской культуры, к-рый носит имя Ю.М.Лотмана. После кончины Л. интерес к его наследию не только не угасает, но и усиливается : переиздаются труды ученого (общее их число превышает 800), выходят в свет неопубликованные работы; ретранслируется цикл телевизионных передач "Беседы о рус. культуре", к-рые вел Л. по Ленинград. ТВ; в Ин-те<br>     высших гуманитар. исследований (ИВГИ) Рос. гос. гуманитар. ун-та (РГГУ) в память об ученом проводятся ежегодные Лотмановские чтения. С каждым годом становится яснее выдающийся вклад Л. в отеч. и мировую гуманитарную науку, его истор. значение как ученого, мыслителя, педагога и гражданина в истории рус. и советской культуры 20 в.<br>     Соч.: Лекции по структуральной поэтике. Тарту, 1964 (Труды по знаковым системам. Вып. 1); Структура худож. текста. М., 1970; Анализ поэтич. текста. Л., 1972; Статьи по типологии культуры. В. 1-2. Тарту, 1970-73; Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Таллинн, 1973; Роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин". Тарту, 1975; Александр Сергеевич Пушкин. Л., 1982; 1983; Роман А.С. Пушкина "Евгений Онегин": Комментарий. Л., 1983; Сотворение Карамзина. М., 1987; В школе поэтич. слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988; Культура и взрыв. М., 1992; Избр. статьи: В 3-х т. Таллинн, 1992-93; Беседы о рус. культуре: Быт и традиции рус. дворянства (XVIII — нач. XIX века). СПб., 1994; Диалог с экраном. Таллинн, 1994 (совм. с Ю.Цивьяном). Пушкин. СПб., 1995; О поэтах и поэзии: Анализ поэтич. текста. Статьи. Исследования. Заметки. СПб., 1996; Внутри мыслящих миров: Человек — текст — семиосфера — история. М., 1996; Карамзин. СПб., 1997; Письма. М., 1997; Testo e contesto: Semiotica dell‘arte e della cultura. Roma, 1980; Universe of the Mind: a Semiotic Theory of Culture. L; N.Y., 1990; The Semiotics of Russian Culture. Ann Arbor, 1984 (совм. с Б.А. Успенским); The Semiotics of Russian Cultural History. Ithaca, 1985 (совм. с Б.А. Успенским и Л.Я. Гинзбург). См. http://kulichki-win.rambler.ru/moshkow/<br>     Лит.: Quinquagenario: Сб. ст. молодых филологов к 50-летию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту, 1972; Барабаш Ю.А. Алгебра и гармония // Контекст. 1972. М., 1973; Храпченко М.Б. Семиотика и худож. творчество // Контекст. 1972. М., 1973; Finitis duodecim lustris : Сб. ст. к 60-летию проф. Ю.М. Лотмана. Таллинн, 1982; К 70-летию проф. Ю.М. Лотмана (LOTMAN-70). Тарту, 1992; В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана / То Honour of Professor Yu.M. Lotman. Сб. ст. Тарту, 1992; Ю.М. Лотман и тартуско-моск. семиотич. школа. М., 1994; Лотмановский сборник. М., 1995. Вып. 1; Shukman A. Literature and Semiotics : A Study of the Writings of Yu.M. Lotman. Amst.; N.Y.; Oxf, 1977; Zolkiewsky S. 0 tartusldej szkole semiotyki // Kultura. Sociologia. Semiotyka literacka. Warsz., 1979; Torop P. Lotmani fenomen // Keelja Kiqandus. 1982. № 1; Lachmann R. Value Aspects in Jurij Lotman‘s Semiotics of Culture / Semiotics of Text // Disposio. Vol. ХП. № 30-32; Seynert P. Soviet Literary Structuralism. Background. Debate. Issues. Columbus, 1985; Rudy S. Semiotics in U.S.S.R. // The Semiotic Sphere. Ed. T.A. Sebeok and J. Umiker- Sebeok. N.Y.;L., 1986; Chernov I. Historical Survey of Tartu-Moscow Semiotic School // Semiotics of Culture. Hels., 1988; Fleischer М. Die Sowietische Semiotik. Theoretische Grundlagen der Moskauer und Tartuer Schule). Tub.: Stauffenburg, 1989; Grzybek P. Studien zum Zeichenbegriff der sowjetischen Semiotik (Moskauer und Tartuer Schule). Bochum, 1989; Vetik R. Platonism ofJ. Lotman // Semiotika. 1994. Vol. 99. № 1/2.<br>     И. В. Кондаков<br><br><br>... смотреть

ЛОТМАН

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922-1993) - русский культуролог, семиотик, филолог. С 1939 - студент филологического факультета Ленинградского университета; с... смотреть

ЛОТМАН

Юрий Михайлович (1922-1993) - русский культуролог, семиотик, филолог. С 1939 - студент филологического факультета Ленинградского университета; с 1940 - в Советской армии, участник войны. В 1950-1954 работал в Тартусском учительском институте, с 1954 - в Тартусском университете (в 1960-1977 - зав. кафедрой русской литературы). С 1951 - кандидат, с 1961 - доктор филологических наук. Член-корреспондент Британской, академик Норвежской, Шведской, Эстонской (1990) академий. Был вице-президентом Всемирной ассоциации семиотики. Лауреат Пушкинской премии РАН. Организатор серии "Труды по знаковым системам" в "Учебных записках Тартусского университета", руководитель регулярных "летних школ" (по вторичным моделирующим системам). Один из фигурантов "Тартус-ско-Московской школы семиотики" (глава тартусской школы). Основные работы: "Лекции по структурной поэтике" (1964) "Структура художественного текста" (1970); "Анализ поэтического текста" (1972) ; "Статьи по типологии культуры" (Вып. 1-2, 1970-1973); "Семиотика кино и проблемы киноэстетики" (1973); "Сотворение Карамзина" (1987); "Культура и взрыв" (1992) и др. С начала 60-х Л. разрабатывает структурно-семиотический подход к изучению художественных произведений (опираясь на традиции русской "формальной школы", особенно Ю.Н. Тынянова, и учитывая опыт развития семиотического структурализма). За исходную точку любой семиотической системы Л. принят не отдельный знак (слово), но отношение минимально двух знаков, что позволило иначе взглянуть на фундаментальные основы семиозиса. Объектом анализа оказывается не единичная модель, а семиотическое пространство ("семиосфера"), внутри которого реализуются коммуникационные процессы и вырабатывается новая информация. Семиосфера строится как концентрическая система, в центре которой находятся наиболее очевидные и последовательные структуры, представляющие мир упорядоченным и наделенным высшим смыслом. Ядерная структура ("мифообразующий механизм") репрезентирует семиотическую систему с реализованными структурами всех уровней. Движение к периферии повышает степень неопределенности и дезинтеграции, свойственные внешнему по отношению к семи-осфере миру, и подчеркивает значимость одного из главных понятий - границы. Граница семиосферы понимается Л. как сумма билингвинальных переводчиков-фильтров, обозначающих также тип социальных ролей и обеспечивающих семио-тизацию поступающего извне и превращению его в сообщение. Ситуация, при которой пространство реальности не охватывается ни одним языком в отдельности, но только их совокупностью, есть не недостаток, а условие существования языка и культуры, т.к. диктует необходимость другого - человека, языка, культуры. Граница имеет и другую функцию - места ускоренных семиотических процессов, которые затем устремляются в ядерные структуры, чтобы вытеснить их. Введение противоположных и взаимно альтернативных структурных принципов придает динамизм семиотическому механизму культуры. Моделирование неопределенности связано с типологическим описанием различных культур и набором допустимых перекодировок, с теоретической проблемой переводимости-непереводимости. Заложенные в культуре альтернативные коды превращают семиотическое пространство в диалогическое: все уровни семиоферы, как бы вложенные друг в друга, являются одновременно и участниками диалога (частью семиосферы) и пространством диалога (целым семиосферы). Семиотика культуры не ограничивается представлением культуры в качестве знаковой системы, - само отношение к знаку и знаковости составляет одну из основных типологических характеристик культуры. Любая реальность, вовлекаемая в сферу культуры, начинает функционировать как знаковая, а если она уже имела знаковый (или квазизнаковый) характер, то становится знаком знака (вторичной моделирующей системой). В социальном отношении культура понимается как сумма ненаследственной информации или сверхиндивидуальный интеллект, восполняющий недостатки индивидуального сознания. Л. сопоставляет функционально и структурно близкие "интеллектуальные объекты" - естественное сознание человека как синтез деятельности двух полушарий и культуру как идею би- и полиполярной структуры и делает вывод о изоморфизме процессов порождения языка, культуры и текста. Основная функция культуры заключается в структурной организации мира - создании вокруг человека социальной сферы, которая делает возможной общественную жизнь. Для нормального функционирования культура, как многофакторный семиотический механизм, должна понимать себя целостной и упорядоченной. Требование целостности (наличия единого принципа конструирования) реализуется в автодескриптивных образованиях метакультурного уровня, которые можно представить как совокупность текстов или грамматик ("культура текстов" и "культура грамматик"). Понятие текста дано не как метафизическая, отдельная от истории "реальность", а как определенное, исторически данное субъектно-объектное отношение. От понимания текста как манифестации языка Л. приходит к понятию текста, порождающего свой язык. Таким образом, в программу изучения культуры, по Л., входит различение субтекстовых (общеязыковых) значений, текстовых значений и функций текста в системе культуры. Культура есть сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию "текстов в тексте" и образующий их сложные переплетения. См. также: Автокоммуникация. Д.М. Булынко, С.А. Радионова... смотреть

ЛОТМАН

ЛОТМАН Юрий Михайлович (р. 28.2.1922, Петроград) — сов. литературовед. Ок. Ленингр. ун-т (1950); проф. Тартус. ун-та (с 1963). Исследует проблемы рус. ... смотреть

ЛОТМАН

Юрий Михайлович (1922, Ленинград – 1993, Тарту, Эстония), русский литературовед, историк и теоретик культуры, семиотик. В 1939—40 гг. учился на филолог... смотреть

ЛОТМАН

ЛОТМАН     ЛОТМАН Юрий Михайлович (28 февраля 1922, Петроград — 28 октября 1993, Тарту) — специалист в области теории литературы и эстетики, истории... смотреть

ЛОТМАН

Юрий Михайлович (1922-1993) Литературовед, эстетик, критик, культуролог, один из основателей и главных фигур тартуско-московской семиотической школы. В своих исследованиях Л. продолжает начатое русской формальной школой (В. Шкловский, Ю.Тынянов и др.) (см.: Формализм), опирается на структурную лингвистику, теорию информации и коммуникации, кибернетику, теорию систем и др., учитывая достигнутые результаты западного структурализма и семиотики. В центре внимания Л. находится искусство, прежде всего литература, и культура. Главную свою задачу он видит в том, чтобы сделать литературоведение настоящей наукой, которая только и может удовлетворить потребность человека в истине. Существующие исторические, социологические и иные подходы к литературе не устраивают Л. тем, что они не затрагивают ее внутреннюю сущность, то, что делает ее искусством. Вслед за русской формальной школой он намерен раскрыть тайну «литературности» литературы и «поэтичности» поэзии. Л. рассматривает литературу через призму языка, поскольку ее природа является языковой, ее «материалом», «материальной субстанцией» выступает язык. Естественный язык, по Л., представляет собой «первичную моделирующую систему», а все построенные на его основе системы, включая литературу, составляют «вторичные моделирующие системы». При изучении литературы Л. опирается на структурно-семиотические методы, основанные на формализации, математизации и моделировании. Подобно лингвистическим категориям «язык» и «речь», он разрабатывает понятия «система», «структура», «текст». Каждое литературное произведение представляет собой текст, включающий в себя всю совокупность структурных отношений. Л. интересует «художественный текст как таковой», способный выполнять одну лишь эстетическую функцию. Все другие функции — познавательная, воспитательная и т.д. — не входят в цели его анализа. Он исследует текст изнутри, следуя принципу имманентности, оставляя в стороне проблемы создания текста, его исторического и социального функционирования, психологии читательского восприятия. В задачу структурно-семиотического анализа входит выявление внутренней структуры произведения, природы его художественной организации, характера и объема заключенной в нем художественной информации. Произведение при этом рассматривается как явление искусства, а не культуры. Л. полагает, что именно такой подход позволяет раскрыть эстетическую природу литературного произведения. Л. дал конкретные анализы творчества A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, H.A. Некрасова, А .А. Блока, М.И. Цветаевой, В.В. Маяковского и др. Он определял искусство как «область свободы», где безальтернативное получает альтернативу, условное переходит в реальное, прошедшее — в настоящее. При исследовании культуры Л. также придерживается принципа имманентности, изучает ее изнутри. В то же время он использует исторический подход. Одна из его работ посвящена русской культуре XVIII в. В теоретическом плане Л. выдвигает понятия «бинарных» и «тернарных» культурных систем. В последних преобладает эволюционный путь развития, взрывные процессы в них редко охватывают всю культуру, взрыв в одних областях сочетается с развитием в других. История бинарных культур проходит через тотальные взрывы, полное уничтожение предшествующего и апокалиптическое рождение нового. Русскую культуру Л. относит к бинарным. Соч. : Структура художественного текста. М., 1970; Культура и взрыв. М., 1992; Беседы о культуре. Быт и традиции русского дворянства XVIII — начала XIX века. СПб., 1994; О поэтах и поэзии. СПб., 1996; Избранные статьи. В 3 т. Таллинн, 1992-1993. Лит.: Ю.М. Лотман и Тартуско-Московская семиотическая школа. М., 1994; Гаспаров М.Л. Ю.М. Лотман : наука и идеология. // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. Д. Силичев... смотреть

ЛОТМАН

Юрий Михайлович (1922, Ленинград – 1993, Тарту, Эстония), русский литературовед, историк и теоретик культуры, семиотик. В 1939–40 гг. учился на филологическом ф-те ЛГУ, в 1940–46 гг. служил в армии; прошел всю Великую Отечественную войну. После демобилизации продолжил учебу в ЛГУ, окончив который поступил в 1950 г. на должность старшего преподавателя Тартуского государственного ун-та. Вся дальнейшая жизнь, научная и педагогическая деятельность Лотмана были связаны с Тартуским ун-том, где он в 1960–77 гг. возглавлял кафедру истории рус. литературы. Ранние работы Лотмана посвящены рус. литературе 18-го и первой трети 19 в., в том числе творчеству и идейным взглядам А. Н. Радищева, поэзии и публицистике Н. М. Карамзина, рус. литературе нач. 19 в., поэзии декабристов. Лотман предложил новые блестящие интерпретации литературной и идейной позиции А. Н. Радищева и Н. М. Карамзина, показав несостоятельность официозного советского взгляда на Н. М. Карамзина как на идеолога консервативного дворянства. Примерно с 1962 г. Лотман вместе с рядом ученых, преимущественно московских (Вяч. Вс. Ивановым, В. Н. Топоровым, И. И. Ревзиным и многими др.), обращается к изучению литературы и культуры принципиально новыми методами. Художественное произведение и культурно значимые поступки человека он начинает рассматривать с точки зрения семиотики – науки о знаках. Литературные сочинения, символически осмысляемые действия людей, ритуалы истолковываются как сложно организованные многоуровневые и вместе с тем целостные структуры – как тексты, закодированные с помощью особенных языков, или кодов. Обращение к семиотике, к теории информации, к достижениям кибернетики (науки об управлении) и к структурализму как к методу изучения литературы и культуры привело к блестящим результатам. Лотман смог по-новому исследовать целостность и многозначность художественного текста на самых разных уровнях (от фонетического до сюжетной и мотивной структуры). Новый для советской традиции подход к изучению литературы был представлен в книгах «Лекции по структуральной поэтике» (1964), «Структура художественного текста» (1970), «Анализ поэтического текста. Структура стиха» (1972). В дальнейшем главным предметом интересов Лотмана стал уже не анализ замкнутых художественных структур (произведений), а изучение культуры как целостной системы, исследование культурных явлений как элементов единого смыслового поля (для обозначения которого он ввел понятие «семиосфера»). Исследования по теории и истории культуры были собраны Лотманом в двух книгах, изданных в Тарту в 1970 и 1973 гг. В 1990 г. книга о семиосфере и семиотике культуры была издана в Англии и США в переводе на английский язык. В 1992 г. в России вышла в свет книга «Культура и взрыв», исследующая механизмы развития культуры. Труды Лотмана – семиотика и исследователя культуры получили мировое признание еще в 1960-х гг., однако в СССР структурализм и семиотика не были признаны официальной наукой и властями и периодически подвергались гонениям. В 1970–80-х гг. Тартуский ун-т был одним из немногих мест в СССР, где гуманитарные науки могли развиваться относительно свободно и очень плодотворно. Лотман написал ряд книг научно-популярного характера: комментарий к роману в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» (1980), биография А. С. Пушкина (1982), роман-биография «Сотворение Карамзина» (1987), сборник статей «В школе поэтического слова» (1988). Художественное мастерство, легкость изложения соединены в этих работах с научной серьезностью и оригинальностью. В частности, Лотман новаторски рассматривал биографию писателя как продолжение творчества и соотносил жизнь автора с литературными моделями поведения, созданными в его произведениях.... смотреть

ЛОТМАН

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922-94), литературовед. Профессор Тартуского государственного университета, академик АН Эстонии (1990). Проблемы российской истории, теории русской литературы и культуры исследуются в широком историко-философском и историко-бытовом контексте (в т. ч. с точки зрения семиотики). При анализе поэтических систем обращался к структурному методу. Книги о А. С. Пушкине, Н. М. Карамзине и др. Цикл телепередач "Беседы о русской литературе".<br><br><br>... смотреть

ЛОТМАН

ЛОТМАН Лидия Михайловна (р . 1917), российский литературовед. Сестра Ю. М. Лотмана. В центре внимания русская литература (в первую очередь драматургия) 19 в., проблемы реализма. Книги: "А. Н. Островский и русская драматургия его времени" (1961), "Реализм русской литературы 60-х гг. 19 в." (1974). Принимала участие в подготовке академических изданий В. Г. Белинского, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и др. .<br><br><br>... смотреть

ЛОТМАН

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922 - 93), литературовед, культуролог. С 1950 работал в Эстонии. Проблемы истории, теории литературы и культуры исследует в широком историко-философском и историко-бытовом контексте (в том числе с точки зрения семиотики). При анализе поэтических систем обращался к структурному методу. Книги о А.С. Пушкине, Н.М. Карамзине и др. Цикл телепередач "Беседы о русской культуре". <br>... смотреть

ЛОТМАН

- Лидия Михайловна (р. 1917) - российский литературовед. Сестра Ю. М.Лотмана. В центре внимания русская литература (в первую очередьдраматургия) 19 в., проблемы реализма. Книги: ""А. Н. Островский и русскаядраматургия его времени"" (1961), ""Реализм русской литературы 60-х гг. 19в."" (1974). Принимала участие в подготовке академических изданий В. Г.Белинского, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и др. .... смотреть

ЛОТМАН ЛИДИЯ МИХАЙЛОВНА

ЛОТМАН Лидия Михайловна (р. 1917) - российский литературовед. Сестра Ю. М. Лотмана. В центре внимания русская литература (в первую очередь драматургия) 19 в., проблемы реализма. Книги: "А. Н. Островский и русская драматургия его времени" (1961), "Реализм русской литературы 60-х гг. 19 в." (1974). Принимала участие в подготовке академических изданий В. Г. Белинского, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и др. .<br>... смотреть

ЛОТМАН ЛИДИЯ МИХАЙЛОВНА (Р . 1917)

ЛОТМАН Лидия Михайловна (р . 1917), российский литературовед. Сестра Ю. М. Лотмана. В центре внимания русская литература (в первую очередь драматургия) 19 в., проблемы реализма. Книги: "А. Н. Островский и русская драматургия его времени" (1961), "Реализм русской литературы 60-х гг. 19 в." (1974). Принимала участие в подготовке академических изданий В. Г. Белинского, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и др. .... смотреть

ЛОТМАН ЛИДИЯ МИХАЙЛОВНА (Р. 1917)

ЛОТМАН Лидия Михайловна (р. 1917), российский литературовед. Сестра Ю. М. Лотмана. В центре внимания русская литература (в первую очередь драматургия) 19 в., проблемы реализма. Книги: "А. Н. Островский и русская драматургия его времени" (1961), "Реализм русской литературы 60-х гг. 19 в." (1974). Принимала участие в подготовке академических изданий В. Г. Белинского, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева и др..... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ

(28.II.1922, Петроград — 28.X.1993, Тарту) — филолог, специалист по теории культуры, д-р филол. наук, проф. Тартус. ун-та, засл. деятель науки Эстонии, акад. Эстонской АН, чл. СП, чл.-корр. Шведской, Норвежской и Британской академий. Автор ок. 700 науч. трудов по истории лит-ры, теории лит-ры, семиотике, культурологии.<p class="text10k">В обстоят. работе Л. «„Слово о полку Игореве“ и литературная традиция XVIII — начала XIX в.» проблема подлинности памятника решается на материале ист., культурных и эстетич. представлений послепетровского времени, ставится вопрос: могло ли С. быть написано в XVIII в.? Последовательно и тщательно сопоставив идейно-худ. структуру памятника с основными ист.-худ. концепциями рус. XVIII в.</p><p><span class="page">182</span></p><p class="text10">(Татищев, Ломоносов, официозная лит-ра, так называемый демокр. лагерь, масонство, Радищев, «оссианизм»), Л. показывает, что С. как органическое явление не находит себе места в XVIII в. На рубеже XVIII—XIX вв. С. выглядело бы как явление ни с чем не сопоставимое — не имеющее ни одного предшественника и ни одного последователя. Выявление специфич. черт стилизаций, проведенное на материале текстов <i>А. И. Сулакадзева</i>, исключает, по мнению Л., и возможность фальсификации.</p><p class="text10k">В статье «О слове „папорзи“...» Л. предлагает новое толкование фразы «суть бо у ваю жел<font class="old">ѣ</font>зныи папорзи подъ шеломы латинскими» (С. 31—32). Слово «<i>папорзи</i>» Л. предлагает читать как «павор(о)зи» со значением — «ремешок, прикрепляющий шлем к подбородку» (данная конъектура находит палеогр. объяснение; кроме того, слово «паворози» зафиксировано в древнерус. текстах). Появление эпитета «железный» обусловлено необычным для рус. воинов XII в. снаряжением: «латинские» (западноевроп.) шлемы надевались поверх капюшона, в результате чего ремешки оказывались не под кольчужной защитой, как это было у рус. воинов, а снаружи, и поэтому изготовлялись не из легкой ткани, а из кожи и нередко укреплялись железными пластинками.</p><p class="text10k">В статьях «Об оппозиции „честь“ — „слава“...» и «Еще раз о понятиях „слава“ и „честь“...» предлагается оригинальная трактовка этих важнейших понятий воинского этикета раннефеод. Руси. Если в совр. сознании «честь» и «слава» являются синонимами или представляют собой двуединую пару, то в системе идеол. терминов Киевской Руси эти два слова, по мнению Л., были атрибутами определенной соц. категории: «честь» давалась вассалу за воинские заслуги и подразумевала материальную награду, в то время как «слава» являлась атрибутом сюзерена, предполагая отсутствие материального знака, и распространялась коллективной памятью («петь славу»). В этой системе «слава» иерархически занимает более высокое место. Именно в С. наиболее последовательно проводится противопоставление этих двух понятий (выражения «ищучи себе чти, а князю — слав<font class="old">ѣ</font>»).</p><p class="text10k">В статье «Звонячи в прад<font class="old">ѣ</font>днюю славу» Л., развивая наблюдения <i>Д. С. Лихачева</i> о природе и чувстве времени в древнерус. культуре (где прошлое воспринималось как находящееся впереди, в начале событий), Л. раскрывает представл. в С. концепцию понятия «слава»: она воспринимается как нечто, созданное дедами-зачинателями, она тускнеет, если ее не подновлять («притрепа славу деду»), и возрождается (подновляется) при подкреплении ее новыми воинскими подвигами («звонячи в прад<font class="old">ѣ</font>днюю славу»). Подобного рода представления, сопрягающие деятельность отд. человека с основами миропорядка, порождали, по мнению Л., особое чувство ответственности за свои дела и жизнь в целом.</p><p class="text8kot"><i>Соч.</i>: О слове «папорзи» в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 37—40; «Слово о полку Игореве» и литературная традиция XVIII — начала XIX в. // Слово. Сб. — 1962. С. 330—405; Об оппозиции «честь» — «слава» в светских текстах Киевского периода // Тр. по знаковым системам. Тарту, 1967. Вып. 3. С. 110—112. (Учен. зап. Тартус. ун-та. Вып. 198); Еще раз о понятиях «слава» и «честь» в текстах Киевского периода // Там же. Тарту, 1971. Вып. 5. С. 469—474. (Учен. зап. Тартус. ун-та. Вып. 284) [см. полемич. заметку А. А. Зимина: О статье Ю. Лотмана «Об оппозиции честь — слава в светских текстах Киевского периода» // Там же. С. 464—468];</p><p><span class="page">183</span></p><p class="text8">«Звонячи в прад<font class="old">ѣ</font>днюю славу» // Тр. по рус. и слав. филологии. Вып. 28. Литературоведение. Тарту, 1977. С. 98—101. (Учен. зап. Тартус. ун-та. Вып. 414).</p><p class="text8k"><i>Лит.: Егоров Б. В.</i> К 60-летию Юрия Михайловича Лотмана // Finitus duodecim lustris: Сб. статей к 60-летию проф. Ю. М. Лотмана. Таллинн, 1982. С. 3—20.</p><p class="text8k">КЛЭ; <i>Булахов</i>. Энциклопедия.</p><p class="podpis">Е. В. Душечкина</p>... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ

(28. 02. 1922, Петроград 28. 10. 1993, Тарту) специалист в области теории литературы и эстетики, истории рус. литературы и культуры, семиотики и культурологии. Д-р филологических наук, проф., член-корр. Британской Академии, академик Норвежской, Шведской, Эстонской академий. Был вице-президентом Всемирной ассоциации семиотики, лауреат Пушкинской премии Российской Академии наук. В 1939 г. поступил на филологический ф-т Ленинградского ун-та, окончив его в 1950 г. (Всю Великую Отечественную войну был на фронте.) С 1954 г. работал в Тартуском ун-те, где в 1960-1977 гг. заведовал кафедрой рус. литературы. Историко-научные труды Л. посвящены истории рус. литературы XVIII сер. XIX в. В поле внимания Л. Радищев, Карамзин, Мерзляков, декабристы, Пушкин, Гоголь, М. Ю. Лермонтов и др. деятели рус. культуры. Творчество писателей исследуется Л. в контексте общественной жизни и развития социально-философской мысли. С нач. 60-х гг. Л. разрабатывает структурально-семиотический подход к изучению художественных произв., организует издание серии *Трудов по знаковым системам (Семиотика)* в Ученых записках Тартуского ун-та, возглавляет систематически проводимые *летние школы*, семинары по проблемам семиотики. Работы Л. и его единомышленников и последователей в области семиотического анализа различных текстов культуры, особенно художественных текстов, объединены идеей *вторичных моделирующих систем*; текст интерпретируется как единство модели объективной и субъективной действительности, а также в качестве знаковой системы, вторичной по отношению к знакам естественных языков *первичной моделирующей системы*. Возглавляемая Л. *Тартуская школа* семиотики продолжила традиции рус. *формальной школы*, особенно Ю. Н. Тынянова, учитывая опыт развития семиотического структурализма в различных странах. Не ограничиваясь изучением формальной структуры художественных произв., Л уделял первостепенное внимание семантике знаковых структур. С т. зр. Л., текст, существующий в культуре, представляет собой *сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности* (Избр. статьи. Т. 1. С. 132). Отсюда и сама культура рассматривается в многообразии ее коммуникативных связей. По аналогии с понятиями В. И. Вернадского *биосфера* и *ноосфера* Л. вводит понятие *семиосфера* (1984), характеризующее границы семиотического пространства, его структурную неоднородность и внутреннее разнообразие, образующее структурную иерархию, составляющие к-рой находятся в диалогическом отношении. Теоретические воззрения Л. учитывают развитие совр. научного знания, особенно теорию информации, кибернетику, теорию систем и структур, учение о функциональной асимметрии мозга, и в то же время опираются на богатейший материал мировой культуры, в первую очередь рус, к-рый предстает в своем типологическом значении. Деятельность Л. как ученого, оригинального мыслителя приобрела широкую известность также благодаря его умению вести разговор с миллионами телезрителей и читателей по актуальным проблемам культуры, нравственности, воспитания и самовоспитания.... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1922-1993) культуролог и литературовед. Главная тема творчества — проблемы семиотики культуры, то есть знаковых систем, используемых культурой, исследовал также механизмы развития культуры, место искусства в культурном процессе, русскую и западноевропейскую модели динамики культуры.... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1922-1993) русский культуролог, семиотик, филолог. С 1939 студент филологического факультета Ленинградского университета; с 1940 в Советской армии, участник войны. В 1950-1954 работал в Тартусском учительском институте, с 1954 в Тартусском университете (в 1960-1977 зав. кафедрой русской литературы). С 1951 кандидат, с 1961 доктор филологических наук. Член-корреспондент Британской, академик Норвежской, Шведской, Эстонской (1990) академий. Был вице-президентом Всемирной ассоциации семиотики. Лауреат Пушкинской премии РАН. Организатор серии *Труды по знаковым системам* в *Учебных записках Тартусского университета*, руководитель регулярных *летних школ* (по вторичным моделирующим системам). Один из фигурантов *Тартусско-Московской школы семиотики* (глава тартусской школы). Основные работы: *Лекции по структурной поэтике* (1964); *Структура художественного текста* (1970); *Анализ поэтического текста* (1972) ; *Статьи по типологии культуры* (Вып. 1-2, 1970-1973); *Семиотика кино и проблемы киноэстетики* (1973); *Сотворение Карамзина* (1987); *Культура и взрыв* (1992) и др. С начала 1960-х Л. разрабатывает структурно-семиотический подход к изучению художественных произведений (опираясь на традиции русской *формальной школы*, особенно Ю.Н. Тынянова, и учитывая опыт развития семиотического структурализма). За исходную точку любой семиотической системы Л. принят не отдельный знак (слово), но отношение минимально двух знаков, что позволило иначе взглянуть на фундаментальные основы семиозиса. Объектом анализа оказывается не единичная модель, а семиотическое пространство (*семиосфера*), внутри которого реализуются коммуникационные процессы и вырабатывается новая информация. Семиосфера строится как концентрическая система, в центре которой находятся наиболее очевидные и последовательные структуры, представляющие мир упорядоченным и наделенным высшим смыслом. Ядерная структура (*мифообразующий механизм*) репрезентирует семиотическую систему с реализованными структурами всех уровней. Движение к периферии повышает степень неопределенности и дезинтеграции, свойственные внешнему по отношению к семиосфере миру, и подчеркивает значимость одного из главных понятий границы. Граница семиосферы понимается Л. как сумма билингвинальных переводчиков-фильтров, обозначающих также тип социальных ролей и обеспечивающих семиотизацию поступающего извне и превращению его в сообщение. Ситуация, при которой пространство реальности не охватывается ни одним языком в отдельности, но только их совокупностью, есть не недостаток, а условие существования языка и культуры, т.к. диктует необходимость другого человека, языка, культуры. Граница имеет и другую функцию места ускоренных семиотических процессов, которые затем устремляются в ядерные структуры, чтобы вытеснить их. Введение противоположных и взаимно альтернативных структурных принципов придает динамизм семиотическому механизму культуры. Моделирование неопределенности связано с типологическим описанием различных культур и набором допустимых перекодировок, с теоретической проблемой переводимости-непереводимости. Заложенные в культуре альтернативные коды превращают семиотическое пространство в диалогическое: все уровни семиосферы, как бы вложенные друг в друга, являются одновременно и участниками диалога (частью семиосферы), и пространством диалога (целым семиосферы). Семиотика культуры не ограничивается представлением культуры в качестве знаковой системы само отношение к знаку и знаковости составляет одну из основных типологических характеристик культуры. Любая реальность, вовлекаемая в сферу культуры, начинает функционировать как знаковая, а если она уже имела знаковый (или квазизнаковый) характер, то становится знаком знака (вторичной моделирующей системой). В социальном отношении культура понимается как сумма ненаследственной информации или сверхиндивидуальный интеллект, восполняющий недостатки индивидуального сознания. Л. сопоставляет функционально и структурно близкие *интеллектуальные объекты* естественное сознание человека как синтез деятельности двух полушарий и культуру как идею бии полиполярной структуры и делает вывод о изоморфизме процессов порождения языка, культуры и текста. Основная функция культуры заключается в структурной организации мира создании вокруг человека социальной сферы, которая делает возможной общественную жизнь. Для нормального функционирования культура, как многофакторный семиотический механизм, должна понимать себя целостной и упорядоченной. Требование целостности (наличия единого принципа конструирования) реализуется в автодескриптивных образованиях метакультурного уровня, которые можно представить как совокупность текстов или грамматик (*культура текстов* и *культура грамматик*). Понятие текста дано не как метафизическая, отдельная от истории *реальность*, а как определенное, исторически данное субъектно-объектное отношение. От понимания текста как манифестации языка Л. приходит к понятию текста, порождающего свой язык. Таким образом, в программу изучения культуры, по Л., входит различение субтекстовых (общеязыковых) значений, текстовых значений и функций текста в системе культуры. Культура есть сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию *текстов в тексте* и образующий их сложные переплетения. Д.М. Булынко, С.А. Радионова... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ

(р. 28.2. 1922, Петроград), филолог и культуролог, дер филол. наук (1962), д. ч. АН Эстонии (1990), чл. мн. заруб. академий. Окончил ЛГУ (1950). С 1963 проф. Тартуского ун-та. Автор трудов в области структурной поэтики, семиотики и истории рус. лит-ры, связанных между собой единым подходом к культуре как динамичной знаковой системе, открывающей в процессе взаимодействия её разл. сфер (науки, искусства и др.), ист.-культурных моделей, худож. языков новые содержат, стороны. Культура, по Л., в своём развитии отражает сложность бытия, непредсказуемость и многовариантность ист. процесса. Опираясь на идеи полифонии худож. мышления и диалога культур (М. М. Бахтин), Л. показывает много-мерность культурного пространства и утверждает право искусства «вырваться из сферы однозначных смыслов »для свободного творчества, требующего этической ответственности человека. Представление о единстве науч. и этич. подходов в сфере культурной деятельности, стремящейся к открытому поиску истины — существенная часть культурологич. концепции Л., придающая ей особое просветит. значение («Лекции по структуральной поэтике», 1964; «Статьи по типологии культуры», в. 1—2, 1970—73; «Анализ поэтического текста», 1972; «Роман в стихах Пушкина *Евгений Онегин*. Спецкурс. Вводные лекции в изучение текста», 1975). Создал ряд пособий для ср. школы, ориентированных на формирование у уч-ся культуры мысли и эмоций, эстетич. интуиции, способности к восприятию искусства в его идейно-худож. целостности. Написанные Л. в соавторстве с В. Невердиновой «Учебник-хрестоматия по лит. чтению для 9 кл.» (1982) и «Книга для учителя. Методич. материалы к учебнику-хрестоматии для 9 кл.» (1984) обобщают опыт построения курса рус. языка и лит-ры в эстонской ср. школе. В структуре учебника заложена определённая композиц. идея, позволяющая ученику по мере постижения худож. произведений осмыслить нравств. единство рус. лит-ры. Разбор тематики и проблематики произведений направлен на раскрытие внутр. закономерностей и связей лит. процесса. Одновременно от автора к автору усложняется и углубляется изучение явлений стилистики и поэтики. Смена лирич., героич., сатирич. мотивов создаёт определённый эмоциональный ритм восприятия худож. словесности. В учебнике разработана система анализа произведений (различная для прозаич. и поэтич. жанров), включающая использование дополнит, текстов: очерков «быта и нравов» эпохи, обзора общей проблематики творчества писателя, истории прочтения книги, отрывков из воспоминаний современников, подробных стилистич. комментариев; комплекса упражнений: дотекстовых (обработка новой лексики, фразеологизмов и т. д.) и послетекстовых, направленных на выработку навыков выразит, чтения, активной речи, иск-ва интерпретации произведения, формирования собств. мнения. Уч-ся ср. школы адресованы также учебники по рус. лит-ре на эст. языке для 9 и 11 кл. (последний сост. совместно с 3. Г. Минц и С. Г. Исаковым). Развитие творческих способностей, исследовательской самостоятельности детей, углубление нравств. и эстетич. воздействия лит-ры Л. связывает со сближением шк. практики и совр. науки, с овладением учителем науч. методикой анализа текстов (как в историческом, так и в теоретическом аспектах). Подобный подход отражают работы об А. С. Пушкине (пр. им. А. С. Пушкина РАН, 1992): «Комментарий к роману *Евгений Онегин*» и «А. С. Пушкин. Биография писателя» (1981). В — «Комментарии», помимо общих статей, раскрывающих внутр. хронологию романа, историю его создания, особенности дворянского быта эпохи, сочетаются два вида толкований: собственно текстуальные (раскрывающие смысл архаич. слов, утраченных реалий, лит. реминисценций и т. п.) и концептуальные (анализирующие идейно-худож. функции слов и тропов, логику становления характеров персонажей, особенности структуры произведения, своеобразие авторской позиции). С 80-х гг. выступает с телевизионным циклом «Беседы о рус. культуре», охватывающим разл. стороны и проблемы истории и лит-ры 18—19 вв. Является одним из ведущих авторов серий — «Труды по знаковым системам» и — «Труды по рус. и слав. филологии» (изд. Тартуского ун-та). Соч.: Структура художественного текста, М., 1970; В школе поэтич. слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. Книга для учителя, Ми988; Сотворение Карамзина, М., 1987; Культура и взрыв, М., 1992. — м Д. Л. Ермаков.... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ

(1922-1993) - русский культуролог, семиотик, филолог. С 1939 - студент филологического факультета Ленинградского университета; с 1940 - в Советской армии, участник войны. В 1950-1954 работал в Тартусском учительском институте, с 1954 - в Тартусском университете (в 1960- 1977 - заведующий кафедрой русской литературы). С 1951 - кандидат, с 1961 - доктор филологических наук. Член-корреспондент Британской, академик Норвежской, Шведской, Эстонской (1990) академий. Был вице-президентом Всемирной ассоциации семиотики. Лауреат Пушкинской премии РАН. Организатор серии "Труды по знаковым системам" в "Учебных записках Тартусского университета", руководитель регулярных "летних школ" (по вторичным моделирующим системам). Один из фигурантов "Тартусско-Московской школы семиотики" (глава тартусской школы). Основные работы: "Лекции по структурной поэтике" (1964), "Структура художественного текста" (1970), "Анализ поэтического текста" (1972), "Статьи по типологии культуры" (Вып. 1-2, 1970-1973), "Семиотика кино и проблемы киноэстетики" (1973), "Сотворение Карамзина" (1987), "Культура и взрыв" (1992) и др. С начала 1960-х Л. разрабатывает структурно-семиотический подход к изучению художественных произведений (опираясь на традиции русской "формальной школы", особенно Ю.Н.Тынянова, и учитывая опыт развития семиотического структурализма). За исходную точку любой семиотической системы Л. принят не отдельный знак (слово), но отношение минимально двух знаков, что позволило иначе взглянуть на фундаментальные основы семиозиса. Объектом анализа оказывается не единичная модель, а семиотическое пространство ("семиосфера"), внутри которого реализуются коммуникационные процессы и вырабатывается новая информация. Семиосфера строится как концентрическая система, в центре которой находятся наиболее очевидные и последовательные структуры, представляющие мир упорядоченным и наделенным высшим смыслом. Ядерная структура ("мифообразующий механизм") репрезентирует семиотическую систему с реализованными структурами всех уровней. Движение к периферии повышает степень неопределенности и дезинтеграции, свойственные внешнему по отношению к семиосфере миру, и подчеркивает значимость одного из главных понятий - границы. Граница семиосферы понимается Л. как сумма билингвинальных переводчиков-фильтров, обозначающих также тип социальных ролей и обеспечивающих семиотизацию поступающего извне и превращению его в сообщение. Ситуация, при которой пространство реальности не охватывается ни одним языком в отдельности, но только их совокупностью, есть не недостаток, а условие существования языка и культуры, т.к. диктует необходимость другого - человека, языка, культуры. Граница имеет и другую функцию - места ускоренных семиотических процессов, которые затем устремляются в ядерные структуры, чтобы вытеснить их. Введение противоположных и взаимно альтернативных структурных принципов придает динамизм семиотическому механизму культуры. Моделирование неопределенности связано с типологическим описанием различных культур и набором допустимых перекодировок, с теоретической проблемой переводимости-непереводимости. Заложенные в культуре альтернативные коды превращают семиотическое пространство в диалогическое: все уровни семиоферы, как бы вложенные друг в друга, являются одновременно и участниками диалога (частью семиосферы) и пространством диалога (целым семиосферы). Семиотика культуры не ограничивается представлением культуры в качестве знаковой системы, - само отношение к знаку и знаковости составляет одну из основных типологических характеристик культуры. Любая реальность, вовлекаемая в сферу культуры, начинает функционировать как знаковая, а если она уже имела знаковый (или квазизнаковый) характер, то становится знаком знака (вторичной моделирующей системой). В социальном отношении культура понимается как сумма ненаследственной информации или сверхиндивидуальный интеллект, восполняющий недостатки индивидуального сознания. Л. сопоставляет функционально и структурно близкие "интеллектуальные объекты" - естественное сознание человека как синтез деятельности двух полушарий и культуру как идею би- и полиполярной структуры и делает вывод о изоморфизме процессов порождения языка, культуры и текста. Основная функция культуры заключается в структурной организации мира - создании вокруг человека социальной сферы, которая делает возможной общественную жизнь. Для нормального функционирования культура, как многофакторный семиотический механизм, должна понимать себя целостной и упорядоченной. Требование целостности (наличия единого принципа конструирования) реализуется в автодескриптивных образованиях метакультурного уровня, которые можно представить как совокупность текстов или грамматик ("культура текстов" и "культура грамматик"). Понятие текста дано не как метафизическая, отдельная от истории "реальность", а как определенное, исторически данное субъектно-объектное отношение. От понимания текста как манифестации языка Л. приходит к понятию текста, порождающего свой язык. Таким образом, в программу изучения культуры, по Л., входит различение субтекстовых (общеязыковых) значений, текстовых значений и функций текста в системе культуры. Культура есть сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию "текстов в тексте" и образующий их сложные переплетения. (См. также Автокоммуникация.) Д.М. Булынко, С.А. Радионова... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922-94) - литературовед. Профессор Тартуского государственного университета, академик АН Эстонии (1990). Проблемы российской истории, теории русской литературы и культуры исследуются в широком историко-философском и историко-бытовом контексте (в т. ч. с точки зрения семиотики). При анализе поэтических систем обращался к структурному методу. Книги о А. С. Пушкине, Н. М. Карамзине и др. Цикл телепередач "Беседы о русской литературе".<br>... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ (192294)

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922-94), литературовед. Профессор Тартуского государственного университета, академик АН Эстонии (1990). Проблемы российской истории, теории русской литературы и культуры исследуются в широком историко-философском и историко-бытовом контексте (в т. ч. с точки зрения семиотики). При анализе поэтических систем обращался к структурному методу. Книги о А. С. Пушкине, Н. М. Карамзине и др. Цикл телепередач "Беседы о русской литературе".... смотреть

ЛОТМАН ЮРИЙ МИХАЙЛОВИЧ (192294)

ЛОТМАН Юрий Михайлович (1922-94) , литературовед. Профессор Тартуского государственного университета, академик АН Эстонии (1990). Проблемы российской истории, теории русской литературы и культуры исследуются в широком историко-философском и историко-бытовом контексте (в т. ч. с точки зрения семиотики). При анализе поэтических систем обращался к структурному методу. Книги о А. С. Пушкине, Н. М. Карамзине и др. Цикл телепередач "Беседы о русской литературе".... смотреть

ЛОТМАН ЮРІЙ МИХАЙЛОВИЧ

ЛО́ТМАН Юрій Михайлович• ЛОТМАН Юрій Михайлович(28.II 1922, Петроград — 28.Х 1993, Тарту)- рос. літературознавець. Закінчив 1950 Ленінгр. університет. ... смотреть

ЛОТМАН ЮР. МИХ.

ЛО́ТМАН Юр. Мих. (1922-94) - выдающийся лит-вед, семиотик, культуролог. Род. в семье петрогр. интеллигентов (отец - юрист, мать - врач). В 1939 Л. поступает на филологич. ф-т Ленингр. ун-та. Образование было прервано начавшейся в 1941 войной. Артиллерийский полк, в к-ром служил Л. сначала солдатом, затем сержантом, прошел до Берлина. С 1946 по 1950 продолжил учебу в ун-те. В 1949 опубл. свою первую научную работу, а в ее составе считавшуюся утрач. рукопись, посв. раннедекабристской орг-ции. После окончания ун-та научная и преподават. деят-ность Л. связана с г. Тарту (Эстония), где он работает сначала в Учительском ин-те (ныне Учительская семинария), а с 1954 в Тартуском ун-те на кафедре рус. лит. сперва в должности доцента, в 1960-77 зав.кафедрой, с 1963 - проф. В 1951 он защищает канд. дисс, подготовл. еще в студенч. годы, о творч. Н. Карамзина и А. Радищева, а в 1961 докт. дисс. - глубочайшее иссл. о рус. лит-ре преддекабристского периода. В 1958 Л. публ. обширную монографию о А. Кайсарове, бывшем в нач. 19 в. одним из первых преподавателей рус. яз. и словесности в Тартуском ун-те; кн. была написана в значит. мере на осн. архивных разысканий. В круг иссл. Л. входят как ключевые фигуры ист.-лит. процесса, так и контекст рус. и зап.-европ. культур. Выделяются и "вечные спутники" ученого - Радищев, Карамзин, А. Пушкин, декабристы. Между иссл. "трудов и дней" Карамзина (хронологически оно охватывает период с 1957 по 1990) стоят научное издание "Писем русского путешественника" (1984) и монография "Становление Карамзина" (1987). Первая крупная работа о Пушкине датирована 1960, последняя - 1990, а между ними знаменитая "трилогия" о поэте, исполненная на высоком научном уровне и одновременно просветит. по духу: "Роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин". Спецкурс. Вводные лекции в изучение текста" (1975), "Роман Пушкина "Евгений Онеги". Комментарий" (1980), "А. С. Пушкин. Биография писателя" (1981, за к-рую Л. удостоился медали от Мин-ва просвещения Эстонии и лит. премии). К нач. 60-х гг. относится расширение методологич. базы научных иссл. Л. - в сферу его изучения входят семиотика и культурология. Одна из первых работ этого цикла иссл.: "О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия структуры" (Вопр. языкознания. 1963. № 3). Научные контакты и собств. иссл. позволили Л. и его единомышленникам организовать в Тарту беспрецедентные по науч. уровню Летние школы по проблемам семиотики (1964, 1966, 1968, 1970, 1974), а также наладить выпуск серии уч. записок "Труды по знаковым системам". Л. - создатель тартуской школы семиотики, один из краеугольных камней к-рой - фундамент. положение о культуре как "совокупности всей ненаследственной информации и способах ее организации и хранения" (Лотман Ю. Статьи по типологии культуры. Тарту, 1970. Вып. 1). Л. удалось в непростое для науки время обеспечить преемственность научных иссл. С одной стороны, он развивал традиции науч. школы, заложенные еще в стенах ун-та учителями Л. (Н. Мордовченко, Г. Гуковский, А. Рифтин, М. Азадовский и др.), с другой - стремился привлечь к участию в "Трудах" виднейших отечеств. ученых, напр. М. Бахтина и В. Проппа. Иссл. тартуской школы семиотики были высоко оценены зарубежными учеными - Р. Якобсоном, К. Тарановским, К. Леви-Стросом, У. Эко и др. Поч. чл. Британской академии (1977), Амер. лингвистич. об-ва, акад. Норвежской и Шведской академий, чл. мн. междунар. науч. об-в, вице-президент Междунар. ассоциации семиотики, чл. редколлегий ж. "Semiotica" (Париж) и "Poetica" (Амстердам).<p class="tab">Соч.: Избр. статьи: В 3 т. Таллинн, 1992-93.</p><p class="tab">Лит.: Гаспаров Б. М. Тартуская школа 1960-х годов как семиотический феномен // Wiener Slavistischer Almanach. Wien, 1989. Bd. 23. С. 7-21.</p><center> <p class="tab"></p> <h3>Ю. М. Лотман</h3> <img style="max-width:300px;" src="https://words-storage.s3.eu-central-1.amazonaws.com/production/article_images/1597/70f2da47-be95-49dc-b86d-dd5be194527b" title="ЛОТМАН ЮР. МИХ. фото" alt="ЛОТМАН ЮР. МИХ. фото" class="responsive-img img-responsive"> </center>... смотреть

T: 207